Дочь времени. Поющие пески. Джозефина Тэй

Глумливое ничто. А ощущение, будто меня хорошенько отхлестали крапивой.

      – Может, тебе что-нибудь попринимать?

      – Чтобы стало ясно на душе?

      – Чтобы проветрить мозги и заодно поднять настроение. Послушай, а не заняться ли тебе философией? Йогой, например? Хотя с твоим аналитическим умом вряд ли ты склонен к абстрактным построениям.

      – Я уже думал об алгебре. У меня всегда было чувство, что в школе я мало ею занимался. Но я, кажется, слишком увлекся геометрией, изучая этот чертов потолок. Пожалуй, надо немного отдохнуть от математики.

      – Ну а как насчет кроссвордов? Могу принести тебе целую книжку.

      – Боже упаси.

      – Ты мог бы и сам их составлять. Я слышала, это гораздо забавнее.

      – Может быть. Но в каждом словаре несколько фунтов веса, и вообще я ненавижу справочники.

      – В шахматы ты играешь? Что-то не помню. Не хочешь порешать шахматные задачки? Белые начинают и ставят мат в три хода.

      – Шахматы я всегда любил чисто эстетически.

      – Эстетически?

      – В них все очень красиво. Слоны, пешки… Очень изысканно.

      – Вот и прекрасно. Я принесу тебе… Ну хорошо, хорошо, оставим шахматы в покое. Попробуй решить то, что до сих пор никому не удавалось.

      – Ты подумала о нераскрытых преступлениях? Я знаю их все назубок, и ни в одном нельзя сделать сверх того, что уже сделано, тем более в моем положении.

      – Да нет, при чем тут архивы Скотленд-Ярда? Я подумала, как бы получше сказать, о более классическом случае, о таком, что изумляет мир уже не одно столетие.

      – Например?

      – Скажем, письма из шкатулки.

      – Нет, нет, только не Мария Шотландская!

      – Почему? – спросила Марта, которая, как все актрисы, не могла устоять перед белой вуалью Марии Стюарт.

      – Потому что меня еще могла бы заинтересовать порочная женщина, но глупая – никогда.

      – Глупая? – Именно таким голосом Марта произносила монологи Электры.

      – Очень глупая.

      – Ах, Алан, зачем ты так?

      – Носи она другой головной убор, никто бы о ней и не вспомнил. Именно ему она всем обязана.

      – Ты думаешь, в панаме она любила бы менее страстно?

      – Она вообще никогда не любила, тем более страстно.

      Грант понял, что только долгие годы, проведенные в театре, и забота о лице, над которым она трудилась не меньше часа ежедневно, не позволили Марте выразить все ее возмущение.

      – Интересно почему?

      – В Марии Стюарт было шесть футов, а слишком высокие женщины редко бывают сексуальны. Спроси любого врача.

      И тут Грант задумался, почему все эти годы – с тех пор как Марта записала его в свой резервный эскорт, – ему ни разу не пришло в голову соединить ее пресловутую уравновешенность с ее ростом. К счастью, Марте было не до параллелей, поскольку ее мысли были поглощены любимой королевой.

      – Так, может быть, она и мученицей не была?

      – Мученицей чего?

      – Веры.

      – Она была мученицей