Пером и шпагой. Валентин Пикуль

В свободное от любви время графиня Рошфор рассуждала о тайнах материи, а многочисленные любовники вешали на череп скелета свои шляпы. От обедни графиня спешила в комедию, из «Комеди Франсез», прямо от Лекена, слуги несли ее золоченый портшез в грязные кварталы Сен-Марсо, где издавна селились мрачные и голодные алхимики.

      Но де Еон, когда она стала раскидывать перед ним свои упоительные силки, вежливо отказал ей во взаимности.

      – Вот как? – Графиня стала хохотать, потом плакать; в истерике упала на китайский столик, расколотив фарфора мейсенского сразу на сумму в двести пистолей.

      Успокоившись, она сказала:

      – Нет слов, заслуги вашего ума и сердца столь велики, что я в отчаянии. И уж конечно, отомщу вам за эту жестокость… Надеюсь, вы не будете на это в обиде?

      – О нет! Как и в детстве, я останусь вашим слугою.

      – Тогда, – распорядилась она, – снимите на время вашу шпагу и дайте мне ваш костюм… Мы едем в ратушу!

      И они поехали в ратушу (переодетые). В хороводе масок женщины быстро узнавали короля, причесанного – ради маскарада – по старинной моде: две косы с бантами на плечах. И, танцуя, никто уже не смел поворачиваться к нему спиною. Но Людовик сегодня не поднял с полу ни одного женского платка, как бы нечаянно уроненного. Он был уже пресыщен и занимался тем, что, выискивая знакомых дам, цинично скабрезничал с ними.

      Этих королевских «любезностей» не избежала и графиня Рошфор. Людовик взял ее за подбородок (такая вольность допускалась на маскарадах века восемнадцатого).

      – Как это кстати! – воскликнула женщина. – У меня в постели побывало уже четырнадцать королей – не хватало только пятнадцатого!

      И пятнадцатый по счету истории Людовик убрал свою руку.

      – Про тебя говорят, – сказал он, потупясь, – что ты была любовницей всех моих подданных. Правда ли это?

      – Еще бы! Конечно, ваше величество.

      – И путалась с аббатом Верни?

      – Он так всемогущ…

      – И с герцогом Нивернуа?

      – Он так умен…

      – И с бродягой Монвиллем?

      – Он так красив…

      – Ну, ладно. А за что ты принадлежишь своему дураку-мужу?

      – Ах, он так предан вашему величеству!

      Рошфор с треском закрыла веер. И концом его, на котором болталась беличья кисточка, указала королю на маленькую девушку, что скромно сидела на антресолях, – одинокая провинциалка!

      – Так и быть, – сказала графиня Рошфор. – Жертвуя своим счастьем, я могу подарить вам настоящий «королевский кусок»… Идите!

      Людовик взглянул; от него не укрылась угловатость почти мальчишеского тела, и это приятно щекотнуло нервы. Уверенно и смело, не приученный к отказам король направил стопы похотливого сатира прямо к девице, лицо которой было закрыто маской, только блестели в прорезях восторженные глаза.

      – Вы знаете, кто я? – спросил Людовик.

      – Нет… ваше величество, – с умом ответила девица.

      – А не любите ли вы собирать по утрам землянику?

      – Утренняя