Гений романтизма. 220 лет Александру Дюма. Сборник

затерялся в сообществе двуногих зверей. Но мать-волчица нашла, вернула его в свое лоно, к родовым корням. Смутно осознавал, что до его рождения, даже до рождения его отца, деда, прадеда судьба его племени, его судьба были переплетены с судьбой племени волков. Ему кто-то сверху методично внушал, что его судьба давно была предопределена.

      Первые дни, находясь в волчьем логове, ужасался, что с охоты вернется хозяин, нападет на него, разорвет на куски. С площадки в логово занес заостренные камни. Разложил их так, чтобы в случае опасности находились под рукой. По ночам старался не уснуть, чтобы хозяин стаи не застиг его врасплох. Если у входа в логово шелохнется куст, зашуршит трава, замирал, сжимая в руке подручное оружие.

      Но хозяин волчьей стаи почему-то в логово не возвращался. Наблюдая за поведением волчицы, ее реакцией на внешние шорохи, за внутрисемейными отношениями, человеческий приемыш приходил к заключению, что волчица с детенышами живет одна, без главаря стаи. Тогда успокоенно решил, что вожак или покинул свою семью, или погиб на охоте, в столкновении с другой волчьей стаей. Иначе не может быть, чтобы хозяин неделями не возвращался в семью.

      Он так сильно сроднился с семьей волчицы, что считал себя старшим волчонком, рожденным этой заботливой волчицей. Хотя сердце смутно подсказывало, что вскоре ему волчье логово придется оставить.

      Приемыш по вечерам больше всего любил участвовать в семейных песнях-хороводах. Семья становилась перед логовом полукругом. Посредине, приподняв морду, сидела мать, по бокам – сосунки, замыкали края волк-приемыш и самый крупный волчонок из выводка. Мать, когда всходила луна, зачинала заунывную, душераздирающую песню. К ее вою присоединялся сначала один волчонок, потом второй, третий… Двуногий зверь тоже присоединялся к семейному хору. Становился на четвереньки, задирал голову, губы вытягивал трубочкой, завороженно глядя на луну, через нос со свистом втягивая воздух, громогласно подвывал. Сначала выл из глубины души, самозабвенно. Затем переходил на низкие, мужские, хриплые тона. И до такой степени вживался в роль волка, что забывал о своем человеческом происхождении. В минуты перевоплощения, ощущая себя полноценным волком, желал стать защитником хозяйки, стаи. Эти мгновения в его волчьей жизни были самыми трогательными. Выли волки до тех пор, пока за облаками, за вершиной горы не скроется луна. Затем волчица, оставив волчат, уходила на охоту.

* * *

      Волчата росли не по дням, а по часам. С взрослением все больше требовали парного мяса. С некоторых пор мать каждый вечер отправлялась на охоту. Страшим по логову, нянькой за детенышами оставляла человеческого приемыша. К нему возвращались силы, хотя на теле оставались еще глубокие, сочащиеся гноем раны. Вместе со здоровьем приходил и волчий аппетит, возвращалась былая уверенность в своих силах. В логове с волчатами часто затевал прятки, придумывал разные игры. Самый сильный, ловкий и на двух ногах, он легко побеждал всех. Днем игры с волчатами переносил на площадку. Там бегали