Вороная. Анна Рыжак

дров все дети выбегали на поле и рвали цветы: сын Алексей в солдатской шинели с ефрейторскими погонами, дочери острижены низко под гребенку после недавней болезни, одеты они очень просто. Конвоя прибыло триста человек».

      – Место относительно тихое, – продолжила графиня, – политические агитаторы еще не добрались сюда. Первые месяцы, можно сказать, мы отдыхали от той атмосферы, которая окутала Царское Село. Население тоже не выказывает враждебности. Сначала мы думали, что будет предоставлена большая свобода, но увы… Как это жестоко – запереть четырех девушек и молодого парня в доме. Из наших окон хорошо видно, как дети ходят кругами по небольшому двору. Только по воскресеньям их водят под конвоем в церковь на службу. Я часто наблюдаю, как старики падают на колени в молитве или как женщины крестятся, когда Семья проходит мимо.

      Софья взглянула, как графиня нервно теребит кольцо с сапфиром.

      – Настенька, я привезла тебе новости о сестре. Инночка, к сожалению, медленно угасает от чахотки…

      Она обняла заплакавшую девушку и притянула к себе. Над подрагивающим плечом графини баронесса увидела, как в дверях возник Кобылинский и позвал ее жестом.

      – Меня зовут, – шепнула она подруге, – я скоро вернусь, и мы продолжим разговор.

      Фрейлина проследовала вдоль холла, шурша подолом длинного черного платья, и подошла к коменданту.

      – Мы можем идти к Императрице? Как удачно! Я не стала далеко убирать шубу.

      – К сожалению для вас, нет. Комиссар Панкратов против.

      Глава 3. Таинственная шкатулка

      Тобольск, 1974

      Гостиная старинного особняка на улице Мира наполнилась ароматами наваристых щей на говяжьей косточке и кислой капусте.

      Исталина Васильевна, статная голубоглазая блондинка пятидесяти лет, в чистеньком фартуке и белой косынке, хлопотала на кухне. Зоя украдкой любовалась, как мать уверенными движениями переливает суп из кастрюли в фарфоровую супницу, как режет хлеб и выкладывает сметану в тарелочку. Зоя посмотрела на свою черную косу с красной лентой, свисающую с худого плеча, и вздохнула: совсем не похожа на маму.

      Она на минутку поднялась в свою комнату, чтобы переодеться после школы. В этот момент напольные часы в гостиной пробили час дня. На улице залаяла соседская собака. Зоя отодвинула штору с цветочным узором и выглянула в окно: отец неторопливо шел домой на обед, прихрамывая. Тридцать лет назад он вернулся с фронта с ранением ноги, и теперь не мог сгибать колено.

      «Как хорошо, что война закончилась!» – думала Зоя.

      Стукнула дверь, и отец вошёл в дом. Старый паркет поскрипывал под его кожаными сапогами. Зоя слышала, как он вешает дубленку в массивный дубовый шкаф, надевает тапочки из овчины и идет в большую столовую. Она стремглав побежала на первый этаж. Преодолев лестницу, бросилась в его объятия. Ефим Петрович закружил ее, блеснув под светом электрической лампы благородной сединой на висках.

      – Как