Доверяю жить. Сергей Овчинников

– может, волновался. Но никто мне компанию не составил в этот раз. Курил бы – был бы повод в тамбур выйти. А тут – на тебе. Всё-таки я оделся и вышел в коридор. Никого. Рассвет уже потихоньку занимался, и я довольно долго следил за бегущей границей света и тени. Она бежала мне навстречу оттуда же, откуда сбежал и я – вроде, совсем недавно. А теперь вот возвращаюсь. Хочу ли я туда ехать? Если отвлечься от того, что должен, что надо навестить… Мне уже точно не страшно, я уже знаю, что способен оттуда вырваться, если что. Наверное, всё-таки я хочу… Сравнить ощущения, уже обретя уверенность и силу, что ли… Но ведь был ещё и тщательно оберегаемый и такой абсолютный уют детства. Тогда же я и не мечтал о других краях. Да для меня и не было места лучше.

      Потом, уже будучи взрослым… Ну как взрослым… Да, я тогда уже считал себя… Короче, думал я так: «Ну, ладно, привезла ты себе мужика. Со стакана сняла, выходила. Дальше-то что? Как из этой дыры в пространстве-времени выбираться будешь?» Я тогда плотно фантастикой увлекался. И вот я прямо физически ощущал, как на меня давят стенки этого неевклидова… И будто края у этих стенок нет. Не заканчиваются, то есть, они сверху ничем, хоть и прозрачные с виду. Но я также знал, кто их сотворил. И даже благодарен был ему (ей) за это до поры. За этот уют и теплоту этого микро мира. Шира этого хоббитовского моего детства. Но детство закончилось – вот беда. И то, что казалось уютным и милым, предстало убогим и беспросветным. Невыносимым.

      Да уж… Вчерашние хоббиты оказались синими забулдыгами. Мда. Они ведь и раньше такими были, просто я вдруг прозрел. Родители конечно забулдыгами не были. Просто я перестал понимать, почему их устраивает окружение – вот эти вот все синюшные хоббиты.

      Хотя вру, скорее всего, это уже более поздние наслоения. Не мог я тогда это так ясно разложить. Тяготило – да. Вырваться страшно хотелось. Ну и уж точно не в Нижний. Хотя гулять мне там нравилось даже с родителями. Но символ в целом для меня был мрачный. Именно в этом городе же отец забухал и бросил спорт. Отсюда мать его вытаскивала. Как они вообще после этого так спокойно сюда могли приезжать? Меня с собой брали ещё. Что для них здесь было ценно и дорого?

      Я их даже не пытался понять, но знал, что мне сюда не надо. Я себе наметил Москву.

      Отец в Нехлидово присмирел. Или мне так рассказывали. Но правда, я его буйным и не помню. По рассказам матери и изредка заезжавших друзей всё его гусарство осталось в Нижнем. Да, когда я маленький слушал рассказы о его юношеских подвигах, для меня это было круче любого индийского боевика. Поглядывал на отца украдкой восхищенно. Да что там, даже круче «Пиратов XX века». Ну а когда я себя считал уже взрослым… Тогда мне об этом никто уже не рассказывал. Но я-то помнил… Вспоминал… Только уже чаще с досадой. В настоящем это был совершенно другой человек. От былого великолепия мускулатуры на старых чёрно-белых карточках с соревнований почти ничего не осталось. В драки он не лез, даже избегал. Разнимал – приходилось – но тоже без кулаков – боялся кого-то задеть. С местным милицейским