Юрьевская прорубь. Юрий Вронский

кусок сахара и рассказывал сказки и разные смешные или страшные случаи.

      Мартин отвернулся от окна и попытался читать дальше.

      «Не так нечестивые; но они – как прах, возметаемый ветром…»

      Тут ему вспомнилось, как перед грозой ветер вдруг подхватывает дорожную пыль, завивает её белым крутящимся столбом и быстро-быстро гонит по дороге, а потом – раз! – и пыльный столб исчез, как будто ничего и не было.

      Мартину до смерти захотелось свободы. Дедушка любит говорить, что свобода – это мешок, набитый золотом. Однако у Мартина о ней своё представление. Свобода – это ветер, облака, птицы… и дорожная пыль. И пойти в Русский конец к Николке – тоже свобода. Конечно, чем дольше он не возвращается домой, тем сильнее его мучает страх розги, но свобода от этого кажется только слаще!

      Поглядев ещё раз в окно, Мартин закрыл книгу, подошёл к двери и прислушался, не поднимается ли кто-нибудь по лестнице. Скрипучие деревянные ступени молчали. Мартин подошёл к огромному тёмному буфету. Ему показалось, что где-то наверху хлопнула дверь. Он затаил дыхание, но не услышал ничего, кроме стука собственного сердца.

      Отворив дверцу буфета, Мартин торопливо сунул за пазуху несколько кусков сахару и тихонько прикрыл дверцу. По лестнице он спустился своим способом, так, что скрипучая старая лестница ни разу не скрипнула. Способ состоял в том, чтобы, держась за перила, идти не по ступеням, а по боковой плахе, в которую они врезаны. Ни в прихожей, ни на крыльце он никого не встретил.

      Глава вторая

      В городе Юрьеве

      Дедушкин дом стоял на углу двух улиц, Ивановской и Лавочной, неподалёку от подножия холма, на котором возвышался замок Дерптского епископа, властителя здешнего края. Замок был окутан зловещей тайной. Говорили, что за два с лишним века его существования в нём было замучено бесчисленное множество людей. Мартин не мог смотреть без робости на эти угрюмые стены и башни.

      Сейчас ему, правда, замок виден не был. Он шагал по тесной Ивановской улице, с которой можно было увидеть только небо, если задрать голову. Вдоль улицы вплотную друг к другу стояли каменные амбары, мастерские и дома с узкими фасадами и высокими фронтонами. Окна в домах шли в два яруса, если не считать маленьких окошек, украшавших фронтоны.

      Солнце освещало только верхние окна. Внизу царил душный сумрак. Пахло перекисшей капустой, тухлой рыбой и гнилыми яблоками – горожане выплёскивали помои из окон прямо на улицу. Кое-где в воздухе плавала особенно тошнотворная сладковатая вонь выгребных ям. Среди гниющих отбросов копошились дети городской бедноты. Иногда попадались высокие тощие свиньи, которые бродили где хотели. Мартин слышал, что свиньи в городе нередко пожирают детей.

      Он миновал ратушу, которая стояла на площади, застроенной длинными каменными зданиями – торговыми рядами. Это место называлось Большой рынок. Здесь два раза в год, весной и зимой, бывала ярмарка. Каждая ярмарка длилась три недели, и в это время здесь можно