Заклятые в любви. А. Райнер

ых креплений и заклепок, был щедро заляпан краской, а в некоторых местах лопнувшую древесину удерживал лишь скотч. Однако свою функцию он выполнял, продолжая служить верой и правдой, даже несмотря на шатающиеся ножки – хоть подкладывай под них картон, хоть нет.

      Картин в спальне Эвана скопилось так много, что хватило бы на небольшую персональную выставку. Вот только заниматься чем-то подобным в Нью-Фолле бесперспективно.

      Даже если администрация выделит ему самый лучший зал в местной галерее, на выставку в лучшем случае придет десяток больных, кряхтящих стариков, и то из уважения к его матери, а не из интереса. Так что событие тоскливее, чем выставка картин в Нью-Фолле, пожалуй, придумать сложно.

      Да и сам Нью-Фолл из окна Эвана напоминал какой-нибудь типичный фильм о конце света: пустынная улица из рассыпающихся домов, давно не видевших ремонта; жухлый бурьян, пробивающийся через трещины в асфальте; высохшие деревья, преждевременно расставшиеся с листвой… И надо всем этим убожеством повисло тяжелое, мрачное небо. Того и гляди из-за угла выбежит зомби.

      Такие города, как этот, не вызывают ничего, кроме уныния и депрессии, однако у Эвана были свои причины для художественной одержимости. Поэтому он не мог думать ни о чем другом, кроме творчества, и теперь метался по комнате, ища белила для новой картины.

      – Проклятье! – выругался Эван, проверив все имеющиеся банки с красками и с шумом захлопнув ящик прикроватной тумбы.

      Белил больше не осталось, а единственный художественный магазин в треклятом Нью-Фолле закрылся пару лет назад. Чтобы купить материалы, нужно проехать сотню километров до соседнего города. Там осталась хоть какая-то цивилизация, включая школу, в которой учился Эван.

      Кстати сказать, там по Эвану сохли все девчонки, даже те, что постарше. Их можно понять: высокий, крепкий с виду и хорошо сложенный парень был чуть ли не главным школьным красавчиком. Безупречная внешность Эвана была столь же холодна, как и он сам по отношению к воздыхательницам: светлые волосы всегда аккуратно уложены, тонкие аристократические черты лица неизменно выражали серьезность, а серые глаза таили в себе опасный металлический блеск.

      Как бы девушки о нем ни грезили, как бы ни старались завоевать его внимание, все было тщетно. Поскольку сам Эван мечтал совершенно о другом. Однако в такой дыре, как Нью-Фолл, его мечте не суждено было исполниться.

      Иногда жизнь в маленьком городке оборачивается трагедией. Так произошло и с Нью-Фоллом. Когда-то он казался вполне привлекательным перспективным местом, обещающим приезжим хорошо оплачиваемую работу на металлургическом заводе. И вот спустя десятки лет процветания завод, не выдержав конкуренции, обанкротился, оставив подавляющую часть населения Нью-Фолла без средств к существованию.

      Сайты недвижимости мгновенно заполонили объявления о продаже квартир, но спроса на них не было. Даже самый красивый и богатый особняк больше ничего не стоил в этом богом забытом месте.

      Осознав всю плачевность ситуации, большинство жителей побросали свои дома и отправились искать прибежище в других краях. Вскоре город покинули молодежь и квалифицированные специалисты. Тех, у кого не нашлось средств на переезд, ждало худшее – неизбежное падение во все большую нищету, в беспощадную голодную бездну. За пару лет Нью-Фолл превратился из уютного благоустроенного городка с зелеными газонами в позабытый всеми город стариков. Без единого врача. Утопающий в безнадеге и разрухе.

      «Убраться бы отсюда хоть куда» – так звучали тайные воскресные молитвы здешних прихожан. И так же звучали их заветные мечты, их ночные грезы, их слабая, но все-таки надежда. Нью-Фолл не сулил ничего, кроме вырождения.

      Каждый, кто мог позволить себе уехать, уехал. И всю свою жизнь Эван Грейсен посвятил живописи, чтобы однажды тоже сбежать из Нью-Фолла. Он был лучшим художником среди всех, кого встречал. Круглый год он разъезжал по всевозможным конкурсам, представляя свою школу, и выигрывал главные призы, подпитывая собственные амбиции.

      Учителя и члены жюри называли его гением, пророча большое будущее. К Эвану даже несколько раз приезжали репортеры и брали интервью. Ему давались любые жанры и любые направления. Он мастерски писал портреты, пейзажи, натюрморты, архитектуру, а уж как он писал штормовое море – можно было и правда утонуть.

      Да, его таланту действительно не было равных. Вот почему все полки в комнате Эвана были заставлены гравированными кубками, изящными хрустальными наградами и дипломами в застекленных рамах. В них – вся его жизнь, все бессонные ночи и все его одиночество. Эван сознательно был нелюдим, отрекся от детства и всех радостей школьной поры. Потому что он точно знал, чего хочет больше всего на свете.

      И вот его заветная мечта мелькает на горизонте. Уже завтра он войдет в автобус до ближайшей железнодорожной станции, а там сядет на поезд до Маунтен-Хилла. В столице он поедет в самый дешевый хостел. Койку он забронировал еще в прошлом месяце.

      Там, в никогда не спящем мегаполисе с небоскребами, торговыми центрами и шумными барами, посреди огромного зеленого парка с идеально выстриженными фигурными кустами,