Аня из Зелёных Мезонинов. Аня из Авонлеи. Люси Мод Монтгомери

тот день Марилла, как обычно, надела в церковь свою самую большую драгоценность – аметистовую брошку. Впервые увидев эту брошку, Аня пришла в неподдельное восхищение.

      – Какая изящная брошка! Можно мне подержать ее одну минуточку? Вам не кажется, что аметисты – это добрые души маленьких фиалок?

      Глава 14. Аня признает себя виновной

      Во вторник вечером, накануне пикника, Марилла вошла в кухню с озабоченным лицом.

      – Аня, – сказала она этой скромной особе, которая лущила горох, весело напевая «Нелли в орешнике», – ты не видала моей аметистовой брошки? Нигде не могу ее найти.

      – Я… я видела ее сегодня, – сказала Аня, чуть помедлив. – Я проходила мимо вашей двери и зашла ею полюбоваться.

      – Ты трогала ее? – спросила Марилла сурово.

      – Да-а, – призналась Аня. – Я взяла ее и на минуточку приколола себе на грудь.

      – Это очень нехорошо – заходить в чужую комнату без разрешения и трогать чужие вещи. Куда ты ее положила?

      – Я положила ее обратно на комод. Я не думала, что это нехорошо – зайти и примерить брошку. Теперь я вижу, что поступила плохо, и никогда больше этого не сделаю. У меня есть хорошее качество: я никогда не повторяю своих ошибок.

      Марилла вернулась в свою комнату, отодвинула комод, вытащила из него все ящики, заглянула в каждую щель, но брошки нигде не было. Пришлось снова вернуться в кухню.

      – Аня, брошка пропала. Скажи мне правду. Ты унесла ее и потеряла?

      – Нет, я не уносила брошку из вашей комнаты, – сказала Аня, смело встретив гневный взгляд Мариллы.

      – Я думаю, ты лжешь, – сказала Марилла сурово. – Пойди к себе в комнату и оставайся там, пока не будешь готова рассказать правду.

      – Но ведь завтра пикник! – воскликнула Аня. – Вы выпустите меня на один день? А потом я с радостью буду сидеть взаперти, сколько захотите.

      – Никуда не пойдешь, пока не признаешься. Иди к себе в комнату.

      Когда Аня ушла, Марилла занялась обычными вечерними делами, но думала только о брошке и об Ане.

      «Вряд ли она хотела украсть, – размышляла Марилла. – Просто взяла поиграть, а потом, наверное, потеряла и теперь боится, что ее накажут. Хитрит и лжет. И это огорчает меня даже сильнее, чем потеря брошки».

      Утро среды выдалось ясным и солнечным, как будто по заказу для пикника. Птички распевали в саду, березы в долине радостно взмахивали ветвями, словно ожидая от Ани обычного приветствия из окна ее мезонина. Но Ани у окна не было. Когда Марилла принесла наверх завтрак, девочка сидела на постели, бледная и решительная, с плотно сжатыми губами и блестящими глазами.

      – Марилла, я готова признаться.

      – Наконец-то! – Марилла опустила поднос. И снова ее метод сработал; но успех был слишком горек. – Слушаю тебя, Аня.

      – Я взяла вашу аметистовую брошку, – начала Аня, словно повторяя затверженный урок. – Когда я приколола ее на грудь, меня охватило непреодолимое искушение. Я решила