Соня Мармеладова против оборотней. Анна Павловна Артюшкевич

а также стеллажей в стиле Hi-Tech. Стены украшали списанные школьные портреты литературных классиков. Огромный деревянный стол служил пристанищем для кактуса, ноутбука, древней пишущей машинки, сувенирной ручки в виде гусиного пера, каких-то семейных фотографий и кипы растрепанных папок, где хранились чьи-то нетленные творения. А прямо над ним легкомысленно улыбался Федор Михайлович Достоевский, и Даша решила, что это – любимый классик мадам Колбасюк.

      Сама Матильда Генриховна оказалась крашеной округлой брюнеткой забальзаковского возраста, не лишенной приятности и обожающей яркую помаду. Взгляд у нее был томный, голос с хрипотцой, а в руках она держала длинный мундштук с дымящейся коричневой сигаретой.

      – Ну-с, что тут у нас? – с величавой усталостью выдохнула мадам Колбасюк и протянула руку к синенькой папке.

      Вид у Матильды Генриховны был такой, словно она распростерла незримые крылья над толпой авторов, укрывая их от страшного внешнего мира, и готова была предоставить там уютное местечко и Даше.

      «Косит под Гертруду Стайн», – решила та.

      Мадам Колбасюк раскрыла папочку, благосклонно пробежала глазами текст на первой странице и собиралась уже приняться за вторую, но вскрикнула, побледнела, и лицо ее стало покрываться красными пятнами. Застывший взгляд уперся в одну точку.

      «Припадочная, – перепугалась Даша. – И как это я не сообразила поинтересоваться ее здоровьем??»

      – Что это?! – хрипло вопросила Матильда Генриховна, ткнув пальцем в текст. – Как это редакторы пропустили?!

      – Где? – Даша бочком приблизилась к ней.

      – Здесь!

      – Мое имя и фамилия.

      – Не поняла??

      Даша извлекла из сумочки паспорт и протянула Матильде Генриховне. Та раскрыла и прочла вслух:

      – Дарья Павловна Донцова…

      Вскинула на Дашу растерянный взгляд:

      – Это как??

      Даша обреченно пожала плечами: дескать, а что я могу поделать?

      – Но вы же понимаете: не может быть в остросюжетной литературе двух авторов под одинаковой фамилией, один из которых, к тому же, широко известен! Нужен псевдоним!

      Даша подумала, скользнула взглядом по лицу Достоевского и неожиданно для себя брякнула:

      – Сонечка Мармеладова!

      И сразу же осеклась: иначе, чем издевательством, ее выходку назвать было невозможно.

      Федор Михайлович цинично ухмыльнулся.

      Повисла пауза.

      – А что, – задумчиво произнесла Матильда Генриховна, – неожиданно и креативно! Только не Сонечка – это же не детская литература, а, скажем, Софья или София.

      «Боже, так она не читала Достоевского даже в рамках школьной программы! – ужаснулась Даша. – Может, и не в курсе, кто изображен на портрете у нее над столом?»

      И нагло заявила:

      – Тогда пусть будет Соня!

      В конце концов, где гарантии, что Достоевского вообще кто-нибудь из современной публики знает?

      – Пусть будет, –