Ревизор: возвращение в СССР 2. Серж Винтеркей

удастся ли восстановить хоть один документ из самой верхней папки. Довольно улыбаясь, я прикрыл дверцу шкафа. Еще одной головной болью меньше. Вероника теперь точно в безопасности.

      Дальше, уже не спеша, я выбрал стоявшую с края початую бутылку армянского коньяка, сунул в карман бушлата, подумав, взял ещё и ее соседку, взял коробку с зефиром, пакет с печеньками с подоконника и поспешил к Никифоровне.

      Вася уже расставил чашки на стеллаже.

      Я подал ему бутылку, вторую тоже выставил на стол – вдруг пригодится, дело-то серьезное, вон как женщина переживает! Вася плеснул в чашки коньяка и раздал нам со Славкой. Я открыл коробку с зефиром, одну зефирку сунул в руку Никифоровне, во вторую руку Вася ей вложил чашку с коньяком. Блин, я не планировал пить, и тем более Славку не привел бы, если бы знал, что нальют, но выхода не было – за помин души, по сути, выпить предлагают. А что не очень хорошей – так после смерти или ничего, или хорошо. И ведь Славке ничего и не скажешь, чтобы меру знал – обидится на меня! Кто я ему – такой же пацан, как он сам, а тут взрослые наливают и предлагают. Нет, друга терять нельзя такими придирками.

      – Давайте, Анна Никифоровна, не чокаясь, – сказал я.

      Она послушно глотнула коньяка и, пожевывая зефирку вприкуску со слезами, покачивалась из стороны в сторону.

      – Эк её пробрало, – тихо сказал я Васе. – Она же терпеть его не могла.

      – Ну, вот так бывает, – пожал он плечами. – Я слышал, что они больше пятнадцати лет вместе проработали.

      Мы молча тянули по глоточку хороший коньяк, грызли печенье.

      Вася подлил Никифоровне коньяка в чашку.

      Она залпом выпила, её немного отпустило. Она, всхлипывая, сидела, глядя в чашку. Потом подставила Васе пустую чашку, с вызовом глядя на него.

      Вася растерянно взглянул на меня. Я махнул рукой, типа, сегодня всё можно.

      Никифоровна сделала ещё несколько глотков, у неё начал заплетаться язык.

      Она вспоминала, как Цушко женился во второй раз на «этой стерве». Припомнила ей некий скандал, после которого покойный пустился на работе во все тяжкие и, рискуя всем, старался ублажать любой каприз «этой ненасытной твари».

      Я жестом отозвал Васю в сторону.

      – Что будем с ней делать? – спросил я его. – Домой одну отпускать её в таком состоянии нельзя, уснёт ещё по дороге, на морозе или свалится куда. Тут есть, где её на ночь положить?

      – У нас в закутке можно. Если она согласится.

      – Блин, может мне её домой отвести? – спросил я. – Она нужна будет сегодня?

      – Даже если и нужна, то не в таком состоянии, – хмыкнул Вася.

      Никифоровну развезло конкретно. Она то рыдала, то грозилась оттаскать за волосы эту «прошмандовку».

      Я подошёл и присел перед ней на корточки.

      – Анна Никифоровна, пойдём домой?

      – Пашка, я его зам, – заявила она заплетающимся языком. – Я тут за всё отвечаю. Я теперь здесь жить буду.

      – Понятно, – я встал и взглянул сочувственно на Васю. – Боюсь, теперь это твоя проблема. Я попробую бабку свою сюда прислать, они дружат.