Под Медвежьей горой, да по стежке лесной…. Алёна Дегтярёва

вас лица нет, – спросила няня, входя в комнату. – Быть может, вы простудились?

      – Нет, няня. Виной всему моя сестра. Мне кажется, она меня совсем не любит.

      Сидя на кровати, я повернулась к ней спиной.

      – С чего вы это взяли?

      Она расплела мою косу, чтобы подсушить полотенцем влажные волосы.

      – Ну мне так кажется.

      Я совсем не хотела рассказывать няне то, что случилось на горе. К тому же теперь я и сама была не уверена, что она сделала это нарочно.

      – Поговорите с ней по душам. По-сестрински. Думаю, это сделает вас ближе. У нашей юной госпожи Евангелии, конечно, временами скверный характер, но, думаю, вам под силу это изменить.

      Последовав совету няни, я зашла в ее комнату.

      – Евангелия, я хочу поговорить с тобой.

      Она стояла спиной ко мне и смотрела в окно.

      – Скажи, чем я тебе так не нравлюсь? Ведь я всегда пытаюсь тебе угодить, и я так надеялась, что мы сможем подружиться.

      – С чего же ты взяла, что ты мне не нравишься? – спросила она безразличным тоном, все так же стоя ко мне спиной.

      – Но ведь.… ведь ты сделала это нарочно. Там, на горе. Я… я ведь могла упасть в пропасть.

      – А знаешь, ты эгоистка! Нельзя все время думать только о себе.

      Она развернулась и взмахнула руками.

      – Я эгоистка? О чем ты говоришь?

      – Да тебе просто не нравится, когда твой отец обращает внимание и на меня. А уж когда он отпускает мне похвалу, ты, видно, совсем готова удавиться. Я всего лишь хотела, чтобы он и ко мне относился как к родной. Вот мой отец никогда не уделял мне столько внимания и не дарил мне столько теплоты, как твой.

      С этим выплеском эмоций она вдруг осела в кресле, закрыла лицо руками и заплакала. Я не знала, что мне делать, поэтому стояла на месте как вкопанная. С одной стороны, я впервые увидела от нее столь бурное проявление чувств. Мне хотелось подойти, обнять ее и приласкать. С другой стороны, некая часть меня все еще колебалась в сомнениях. Кроме того, мне было интересно узнать, как она жила до этого, и, упомянув о своем отце, она затронула интересующую меня тему. Но я не смела ее об этом спрашивать, так как обещала своему отцу не задавать подобных вопросов. Все же жалость и человеколюбие возымели надо мной силу, и я подсела рядом, приобняла ее, и она опустила голову мне на плечо. Так мы и сидели. Тогда я увидела в ней заблудшую душу, которой просто недоставало внимания и любви. До этого я и думать не могла, что она просто завидовала моим отношениям с отцом. Знала ли я, что она видит во мне не сестру, не друга, а лишь соперницу? Однако как бы я ни пыталась к ней подступиться, больше вот так по душам поговорить у меня с ней не получалось. Такого проявления эмоций от нее с тех пор тоже не случалось. Она всегда была сдержанна и спокойна. На следующий день, когда я занималась чтением в комнате с няней, сестра сидела на лестнице возле парадного входа в дом. Почитать с нами она отказалась, и няня не смела ее заставлять. Пока она сидела, занимаясь своими делами, в дверь постучали. Дворецкий распахнул дверь, и в холл вошел господин Заломов.

      – Здравствуй,