Время любить. Лиз Бехмоарас

и передал его по очереди жене и дочерям, затем посолил кусок хлеба и съел его. Теперь семья могла приступить к куриному супу с лапшой. После супа наступала очередь отменной рыбы, красовавшейся на огромном блюде посреди стола.

      – Доченька, ты не больна? Ни слова не сказала, как пришла! И не ешь ничего!

      В самом деле, Фрида весь вечер молчала, почти не прикоснулась к еде и рассеянно отвечала на вопросы. Исмаил не шел у нее из головы.

      Под конец мать, не выдержав, приложила руку Фриде ко лбу и озабоченно поглядела на нее. Фрида едва сдержалась, чтобы не оттолкнуть материнскую руку и не нагрубить.

      Исмаил обмолвился, что жизнь в общежитии – это возможность чувствовать себя свободным. Он прав.

      Главным предметом гордости в доме Шульманов была фортепианная комната. Столь помпезное название она получила в честь черного блютнеровского инструмента, красовавшегося напротив двойной застекленной двери, на фоне азербайджанского ковра. Пианино покрывала кружевная салфетка, на которой в окружении семейных фотографий стоял метрономом. Рядом, на этажерке эбенового дерева, лежали ноты – и новые, и порядком потрепанные.

      После ужина, когда вся семья, как обычно, уселась в фортепианной, Фрида впервые в жизни подумала, как же скучен шабат и его традиции. Неужели только ей одной так кажется? Она вгляделась в лица своих родных. Отец листал священную книгу, мать слушала Эмму, которая пересказывала, что случилось за день в книжном магазине «Ашет», где она работала. Среди покупателей однажды оказался даже преподаватель сестры.

      – Какой приятный человек этот ваш профессор патологии! Когда он назвал твое имя, я сказала, что ты моя старшая сестра. Он заметил, что мы похожи. Спросил меня, почему я не учусь медицине. Попросил меня найти одну книгу…

      «Я, я, меня…» Эта девчонка просто свернута на себе! Фрида насмешливо перебила ее:

      – Поздравляю! А я-то все переживала, что ты не понравишься моему преподавателю!

      Эмма пожала плечами.

      – С тобой стало трудно разговаривать. У тебя характер испортился. Смотри, как бы не превратилась в настоящую докторшу, которая засиделась дома, вечно надутую и в очках.

      Она снова повернулась к матери, и они принялись обсуждать, где лучше купить ткань на зимнее пальто, которое они собирались заказать портнихе. Броня Шульман предлагала сходить в «Ольондор», а Эмма считала, что там очень дорого, и хотела спросить у подружек из «Ашет», где дешевле. Не могли они договориться и по поводу портнихи. На сей раз сэкономить хотела Броня и заказать пальто гречанке Ольге, которая жила в доме напротив. Эмма возражала:

      – Она не сумеет сшить пальто, мама! Давай отдадим той портнихе в Бейоглу, к которой ты давно ходила. Как ее звали? Помнишь, ты еще нас с собой на примерки брала, а мы изнывали там от скуки…

      Фриде на мгновение показалось, что она наблюдает за двумя совершенно посторонними женщинами.

      Ситуацию, как всегда, спас отец.

      – У немецких преподавателей, должно быть, голова болит из-за рапорта Скурлы[12]? – спросил

12

Герберт Скурла (1905–1981) – немецкий ученый и писатель, член НСДАП, сотрудник министерства образования Третьего рейха. Был командирован в Турцию, чтобы проверить работу немецких профессоров-эмигрантов, итогом этой поездки стал отчет под названием «Деятельность немецких ученых в турецких исследовательских институтах». В частности, в отчете подчеркивалась необходимость ослабления позиции эмигрантов в университетах, поскольку они оказывают огромное влияние на академическую жизнь Турции. Одновременно Скурла предлагал формировать «прочное основание для нацистской культурно-политической деятельности в Турции и содействовать политике найма Турцией близких к нацистам преподавателей».