Те, кого не было. Анна Зенькова

Тьфу! Вот же рабская сущность – всякой тине болотной ноги лизать. Чуть кто ему сухарь бесплатный кинет, всё – кумир навеки. Ни грамма гордости у человека, что тут говорить.

      И Таисия эта самая туда же. Вчера только заявила:

      – Натаниэль Карэнович хороший! – говорит. Это лысый, что ли, – хороший? Ну-ну! Лысый – он и в Африке лысый. А хороших сейчас, поди, и в Антарктиде нет. Одни пингвины кругом.

      В общем, я ее поругал как следует. Чтобы к мойщице больше не шастала. А если куда идет – пусть сообщает. Тому, кто за нее отвечает!

      А то переживай потом…

      Я за нее отвечаю вообще-то. Или как?

      ТАИСИЯ ПАВЛОВНА

      Я думала-думала и вдруг сказала:

      – Пошли со мной к доче!

      Он сам просил говорить, если я соберусь куда-то. Ну вот, я собралась. Только одну меня все равно не пустят. А с ним – да. Я это еще у Лидочки спрашивала. Можно ли мне наружу выходить. И она сказала, что можно. С ним – точно да.

      А он так удивился! Как будто и не знал, что за старшего.

      – Я как-то и не планировал, – говорит. – Думал к воде сходить.

      Ну, все понятно. Что ему на мою дочу смотреть – только расстраиваться.

      – Ты что это мне тут, рыдать надумала? – испугался он.

      Я тоже удивилась. Ничего я не думала! Просто носом шмыгнула.

      – Точно? – он сразу как будто выпрямился. – А то смотри мне.

      – Так ты пойдешь?

      Придется плакать, если надо. Мне к доче надо!

      – Пойду!

      Он правда согласился? Ну да, раз за курткой пошел. И какую-то рас… отписку брать. Да, отписку. Что мы на обед не претендуем. Так он объяснил.

      ПЕТРОВИЧ

      Я, пока мы шли, чего только не передумал. Про эту ее дочу. И пока собирались, тоже думал. Про расписку вон забыл. И только на подходе к остановке вспомнил. Хотел обратно чесать, а Пална как завизжит: автобус, бежим скорее! А сама еле-еле плетется. Пришлось мне бежать и ее за собой тянуть.

      Я сначала за плечо взял, там, где куртка болтается. Три метра кое-как отбуксирил. Нет, думаю, что я ее как мешок с картошкой волоку. Ну и плюнул на эти неудобства. Руку ей дал. Конечно, та еще сцена.

      Ну а когда я с кем за руку ходил? Помирать будешь – не вспомнишь. Вот я и шагал. Морду по ходу дела корчил, чтобы она не подумала чего. Да и что ей там думать. Для нее это, может, нормальное явление – такая беспомощность. А мне отвечай. Я эту руку как взял – мушиную, – у меня аж занялось все.

      Вроде кондрашки – один в один симптомы. Закололо так, что хоть вой. Думаю, сейчас крякну, что она тут со мной одна на мосту делать будет?

      Но вроде отлегло.

      Мы уже потом когда в автобус сели, я спросил:

      – Замерзла?

      Не буду же я вечно молчать.

      А она вместо ответа бэмц – и сморщилась. Как тогда, в комнате! Ну вот что это, а? Зачем это? Слова не скажи – сразу психи. Нет, я с ней точно не справлюсь.

      А она мне вдруг – тоненько так:

      – Спасибо. Мне тепло.

      И снова – бэмц.

      И тогда я понял, что это. И зачем это.

      У