Невеста и Чудовище. Нина Васина

уверила меня Мамавера. – Убедишься, по крайней мере, что фамилия твоего отца не Бирс. Кстати, о твоем отце, – мама ткнула пальцем в сторону Байрона, – недавно ты говорил, что он сидел и ни слова о смерти.

      – Это отдельная история. Больше касается матери, чем отца. Когда его посадили за измену Родине, ей предложили сменить фамилию и вообще забыть этого человека. Мать его и похоронила. Во избежание позора. Она была тогда известной арфисткой. Полтора года назад отец приехал в Питер. Мать съехала с катушек. Никак не может для себя решить – живой он или мертвый. Ну так что, едем? – Байрон встал.

      – Куда? – спросили мы с мамой хором.

      – На кладбище.

      Жертва

      На кладбище в субботу было много народа. Громкие крики ворон – уже смеркалось, и они кружили плотными стаями над старыми деревьями, готовясь к ночлегу. Бесконечно длинные проходы между оградами в поисках нужной могилы. Мама два раза выходила не на ту линию. Потом вдруг оказалось, что мы уже на месте: никакой ограды, два почти одинаковых камня – темный и светлый. На темном – выпуклый мужской профиль, имя, годы жизни.

      – Марк Яловский, – прочитала я вслух. – Умер в сорок четыре года.

      Провела рукой по камню там, где нос выступает, и посмотрела на маму вопросительно:

      – Яловский?..

      – Бондарь – моя девичья фамилия, – на кладбище мама вдруг стала спокойной и веселой. – И твоя тоже.

      – А рядом женщина похоронена, – сказал Байрон. – Странно, тот же год смерти. Вы ее знали?

      – Нет, – ответила Мамавера, покосившись в его сторону.

      – Марина... – он замешкался, – Марина Яло...

      Я вздрогнула.

      – Яловега, – прочел наконец Байрон и постарался успокоить меня улыбкой: – Извини, плохо видно. Странная фамилия.

      – А на памятнике слева фамилия Замахнибейся, – показала мама рукой. – Достаточно, или еще погуляем? Почитаем, так сказать.

      Мы медленно пошли к выходу. Мне что-то мешало дышать. Не хватало еще разреветься. Хватаю Байрона за рукав. Он тут же лезет в карман и достает... свой большой носовой платок.

      – А может такое быть, что отец вез орхидею этой Яловеге? – спрашиваю я, отвергая платок, и шепчу Байрону: – Ты вообще его стираешь?

      – Нет, – он убрал платок. – Но сегодня, похоже, придется.

      – Не может такого быть, – категорично отмела мою версию мама.

      – Но ведь дата смерти одна и та же! Вдруг эта женщина была с ним в гостинице в момент убийства и похищения орхидеи, – упорно продолжаю я. – Их могли убить вместе.

      – Женщина, орхидея... – вздохнул Байрон. – Мой отец ограничился заглатыванием микропленки. А у вас все так романтично.

      – Говорю же, – настаивала мама, – он вез цветок тебе.

      – И что это была за орхидея? – спросил Байрон.

      Я открыла было рот, потом покосилась на маму.

      – Хватит, – сказала она устало. – Хватит на сегодня физиологии.

      Что-то заставило меня обернуться. Между двух камней стояла девочка. Маленькая.

      – Смотрите, на эти могилки ребенок пришел. Почему-то один,