Хозяйка Шварцвальда. Уна Харт

явился прямо к ней в комнату. Агата не ходила на службы, каждый раз притворяясь больной. Урсула только радовалась, потому что тогда они с Бертой, Харманом и Ауэрханом уезжали втроем в просторных санях. Никто никогда не спрашивал, отчего вдруг Агата заболевает накануне мессы, но в этот раз все сложилось иначе.

      До темницы Агата любила воскресные службы. Ее успокаивало ощущение чего-то величественного и огромного, как облако. Но после смерти матери она так и не смогла заставить себя переступить порог церкви. В карцере к ней несколько раз приходил капеллан, уговаривая сознаться. От его сутаны пахло воском и ладаном. Он оставлял этот запах после себя как напоминание о том, что за пределами этих стен есть другая жизнь.

      В тот день, когда все уехали, к ней пришел Кристоф Вагнер, который отчего-то тоже не пошел в церковь. От него исходил сладкий с кислинкой аромат, как от засахаренных лимонов. Сквозь щели в окнах проникал сквозняк, тревожа огоньки свечей. Снаружи начиналась метель. Кристоф подбросил несколько поленьев в печку.

      – Ты не больна, – заявил он. – Почему не поехала? Не сказать, чтобы я любил воскресные службы, но они гораздо увлекательнее застолий у высокопоставленных лиц. Вот уж где скука смертная! Каждый раз надеюсь, что случится кровопролитие и разрядит обстановку. Но такая удача выпадает редко.

      Агата не стала ему врать. Она все еще чувствовала себя новичком в этом деле, как человек, едва замочивший ноги в лесном ручье, тогда как Кристоф Вагнер уже правил кораблем в открытом море.

      – Я не хожу в церковь.

      Ее учитель развалился в кресле у окна, в котором обычно сидела Урсула, штопая чулки или отмеряя ткань для завтрашнего шитья. На его пальцах серебрились перстни.

      – Отчего же?

      Агата перестала изображать лихорадку и села в кровати, сложив руки поверх одеяла. Вагнер не давил на нее, не пытался вытянуть слова, как мейстер Ганс. Признание далось ей легко.

      – Мне кажется, Бог не хочет, чтобы такие, как я, заходили в его дом.

      Она представляла себе Бога грозным, с голосом палача и тяжелым взглядом капеллана. У ног его корчатся всякая нечисть и грешники.

      Вагнер взглянул на свои ногти, блестящие, как у девушки.

      – Не думаю, что у Господа такой хороший поверенный, чтобы доказать, что церковь – лишь его дом и никто другой не имеет права туда входить. В конце концов, даже изгнанные из храма торговцы вернулись и опять разложили свои товары, стоило Спасителю скрыться за углом. Так какие «такие» люди не должны заглядывать туда на огонек?

      От его слов Агате сделалось одновременно и страшно, и смешно. О Боге Кристоф Вагнер говорил так, будто они встречались только вчера.

      После тюрьмы ей несколько раз снился сон, в котором она вместе с отцом, сестрой и матерью сидела на службе. Они заняли скамью в первом ряду. Хористы пели «Глорию», а окружающие – от прихожан до священника и мальчиков-министрантов – смотрели на них не отрываясь. Агата чувствовала, что сейчас произойдет что-то плохое. Она вскочила и побежала к воротам, но ее схватили и поволокли