Афонские встречи. Павел Троицкий

когда в моем присутствии расхваливали картину Алексия человека Божия, единственное достоинство которой было рубище и огромная дыра на его рукаве. Никакой религиозной мысли, дешевая ничтожная эффектность, не стоящая ломаного гроша». Но у нас нет таких ощущений. Наверное, потому, что мы не настолько хорошо разбираемся в живописи. Да, икона для нас в первую очередь – икона. Икона – это видение небесного мира, и каждый народ немного по-своему воплощал в красках это видение. Времена тоже вносили свои коррективы. Были разные эпохи, но иконы все равно остаются иконами и достойны почитания. К тому же воспоминания архимандрита совсем не подходят к Андреевскому собору. Здесь чуть ли не впервые в жизни не умом понимаешь, а чувствуешь всей глубиной дыхания былую мощь России. Православную мощь. Истина и сила – единственное, пожалуй, в истории соединение, которое казалось нерушимым и вечным. Не уберегли мы сокровенную сердцевину этой мощи, и пал гигант.

      Нельзя не сказать об одной трагической странице истории скита. Последним его игуменом был архимандрит Михаил, родом из Псковской губернии, лет пятьдесят безвыездно проживший на Афоне. В детстве ему трудно давалась учеба. Иногда это может довести ребенка до отчаяния, но в отличие от современного школьника мальчик из дореволюционного прошлого хорошо знал, где берутся средства для улучшения успеваемости. И обратился будущий афонский монах к Богу, и молитва ребенка, конечно, была услышана: мальчик стал учиться блестяще. Но главное, что он узнал, – это сила молитвы. И вот он оказался на Афоне. Здесь его способности нашли применение: о. Михаил стал библиотекарем, его усилиями скит получил великолепное собрание книг. Это было не просто коллекционирование. Один писатель из эмиграции, посетивший Андреевский скит уже на закате его величия, оставил следующее воспоминание о разговоре с архимандритом: «Какие только вопросы не были затронуты: и самые неожиданные для монаха, и понятные для университетски образованного человека, но больше всего о воспитании детей и о книгопечатании на Руси, причем почтительно выслушиваю настоящую лекцию с цитатами наизусть».

      Когда в 1958 году вспыхнул страшный пожар на западной стороне скита, загорелась и уникальная библиотека, которую игумен собирал всю жизнь. А надо отметить, что тогда не только не было противопожарных средств, но даже и просто воды не было. Стихия и пять престарелых монахов с игуменом, которым уже под восемьдесят. Но по слову игумена убеленные сединами старцы, как молодые, бросились бы в пламя. «Пусть горит», – запретил архимандрит Михаил спасать дело своей жизни. Пожар бушевал четыре дня, и монахам оставалось только созерцать, как стихия уничтожает древние рукописи, церковную утварь, облачения и библиотеку в 20 тысяч томов. Вот оно – монашеское смирение: тушение пожара без воды было бы пустой затеей и могло только унести человеческие жизни. Кто знает, быть может, смотря на пламя, старый игумен думал о том, что пусть лучше пламя уничтожит страницы русских книг, чем они просто сгниют