Запретная. Ты всё равно будешь моей. Катерина Лазарева

остро, что это, безусловно, именно опасно. Пусть даже не до конца сознаю, чем.

      Пытаюсь соображать. Чёрт… Ну почему я сказала именно это слово? И вообще, не слишком ли прямолинейно выпалила ему всё?

      Вместо ответа только и натягиваю на себя какую-то глупую улыбку. Антон изучает меня, слегка склонив голову набок.

      – Всё-таки страх и вправду обнажает мысли, – неожиданно серьёзно заявляет. – Ты готова принести извинения только ради так называемой сделки, потому что боишься меня, а не искренне сожалеешь.

      Теряюсь на мгновение, прокручивая его слова. Антона взбесило не моё посягательство на расшатывание его авторитета, а сам факт удара? Не подумала бы.

      Наверное, самое время извиниться здесь и сейчас, выжимая из себя раскаяние. Но вместо этого сами собой вываливаются совсем другие слова:

      – Страх – это нормальная реакция, когда тебя уносят неизвестно куда и рычат при этом на всех, кто пытается остановить.

      Антон усмехается, а я ёрзаю на месте, опустив глаза. Резковато вышло. А мы всё же непонятно где стоим…

      – Я готов принять твоё предложение, – неожиданно говорит он, вот только подозрительно вкрадчиво. – Но этого недостаточно…

      Многозначительность в его последней фразе зашкаливает просто, ускоряя мне сердцебиение. А потом я и дышать забываю, потому что его пальцы вдруг слегка очерчивают мне подбородок, линию скул… Его едва уловимые касания отзываются мурашками по телу, а я только и могу, что внимать траектории, по которой они почему-то чувствительно, хоть и легко порхают. Скользят по виску, обрисовывая ухо, легко сдавливая мочку. Происходящее кажется слишком нереальным, мозг не выдерживает вязкий кисель из осознания ситуации, шорохов леса, шума сердцебиения, собственной дрожи и действий Антона.

      – Видишь ли, мой авторитет пострадал меньше всего, – насмешливо подытоживает тот, чья рука никак не оставит в покое моё лицо. – Он вообще не от тебя зависит. А вот факт твоей наглости…

      Хорошо, что Антон всё-таки заговорил. Так я, наконец, прихожу в себя достаточно, чтобы убрать его руку со своего лица. Хотя не решаюсь сделать это резко. Я вообще на такое действие решаюсь только потому, что вспоминаю – все знают, что он сюда меня понёс. Если что случится, ему не отвертеться. И, наверное, сам это понимает, так что не должен жестить.

      Антон вроде бы и не реагирует, не пытается руку вернуть.

      – Ты многое себе позволяешь, кукла, – равнодушно бросает он. Хотя вообще-то кто бы говорил, ну да ладно. Благоразумно молчу. – Поэтому твой вариант я приму только с одним условием.

      Стискиваю зубы от его заявлений и бездушного «кукла», но мысленно прошу себя о выдержке. Я могу быть какого угодно мнения об этом выродке, но демонстрировать его сейчас, когда мы тут одни – не лучшая идея. А я и так уже много лишнего наговорила. И сделала, наверное, тоже. Хотя с пощёчиной сам виноват – нефиг было целовать меня так откровенно, словно право имеет.

      – Каким? – бесцветно интересуюсь, будто мне в целом пофиг.

      Антон блуждает по моему лицу задумчивым