Мартовские коты (сборник). Отсутствует

Не могу. Я буду чувствовать себя мародером, понимаешь?

      А кот ничего, прижился. Правда, не без сложностей. Для начала ему пришлось сменить привычки.

      Мама ленилась выходить за ним на улицу, и я две недели обольщала мерзавца, чтобы приучить его обедать дома (заодно научила приходить на свист). Очень удобно – вышел, свистнул, и вот он – кот.

      Потом мама и Мурзилка пали жертвами рока.

      Мама терпеть не могла кошек, не переносила просто, а они к ней, наоборот, липли и лезли. Вот и Мурза, завидев маму, бросался к ней, ластился, льнул и тоскливо орал: «Ыу… ыу!»

      Мама, брезгливо поджимая ноги, не менее тоскливо орала:

      – Ой, уйди от меня, гадина! Не трогай меня! Уйди, гадина!..

      Понятно, что через месяц кот отзывался только на «гадину», ну и на свист, но свистеть мама не умела.

      Все бы хорошо, но кота регулярно воровали окрестные дворники – потому что крысолов. И если Гадина не появлялся дома больше суток, мама начинала тихо паниковать.

      – Украли, опять украли нашего Гадину, – причитала она. – Изверги, уморят животное… Как я посмотрю в глаза Раисе Михалне?

      – И правда – как? – удивлялась я. – Она же в Израиле.

      Мама смотрела на меня с упреком.

      – Ты тоже – безжалостный изверг, – говорила она. – Идем искать кота. Немедленно.

      И мы отправлялись в поход.

      Мама шла, устало цокая каблучками, и, не стесняясь, голосила:

      – Гадина! Гадина! Где ты, Гадина? Отзовись!

      А я таксой шныряла вокруг, заглядывая во все подвальные окошки. В конце концов из очередной дыры раздавалось знакомое «ы-ы-а-а-а-у!»

      Оставив меня морально поддерживать заключенного, мама разъяренной птичкой бросалась к вору-дворнику.

      – Бессовестный, жестокий человек! – наскакивала она на беднягу. – Сейчас же отпустите нашего котика!

      – Да что вы, гражданочка, шумите? – Тот вяло тащился к подвальной двери, гремя ключами. – Ну, посидел денек. Так крысы ж одолели…

      – Денек?! – голос мамы достигал трагических высот. – Вас бы на денек в карцер, да без воды! Вы ведь даже пить ему не давали!

      Дворник чесал пузо и покаянно вздыхал.

      – Ваша правда… Не подумал я чё-та про воду…

      Освобожденный узник не спешил покидать темницу. Нет, он, конечно, выбегал, танцевал вокруг нас индейский танец, а потом, поминутно оглядываясь, возвращался в подвал, откуда и взывал.

      – Пойди, посмотри, – говорила мне мама, поеживаясь. – Он же не отстанет. А ты не боишься.

      Я осторожно ступала в полутемный подвал, где Гадина, горделиво задрав хвост, прогуливался вдоль аккуратного рядка крысиных трупов.

      – Мальчик, ты молодец, – гладила я героя. – А теперь пойдем, а? Хорош уже хвастаться.

      Мы возвращались домой, мама кормила кота и, пока он ел, гладила его ногой за ушком. Трогать кошек руками она так и не научилась.

      Гадина прожил у нас лет пять и, несмотря на перемены (у мамы появился муж, а у меня – собака), был, похоже, всем доволен.

      У мамы, мучимой тем, что она так и не смогла побороть