Российское культурное пространство в региональном измерении. Андрей Мурзин

и изнутри могли сильно различаться. Многие территории сберегали в глубине своей исторической памяти другие, можно сказать, более личные, почти интимные имена, идущие от местного придания, когда-то прочно связавшего живущих здесь людей с этой землей.

      Отправляясь «к тетке, в глушь, в Саратов», следовало иметь в виду, что в душе самих саратовцев их город всегда оставался столицей Поволжья. А Оренбург – это не только то место, откуда возник тот самый «пуховый платок», но и еще и город, поименованный когда-то «вратами в Азию», «Южной Пальмирой». Металлургический Череповец словно в сновидениях видел себя «Северным Оксфордом» (как называли город в начале ХХ века из-за особого внимания к образованию), Омск же хотел бы помнить себя не только «колчаковской столицей», но и «сибирским Лейпцигом».

      Советские образы регионов, служили единству страны, но зачастую (и даже, как правило) грубо искажали экзистенциональные основания жизни самих регионов, подчиняя ее внешним требованиям, интересам государственной машины. Декларировавшийся принцип гармоничного развития личности вступал в противоречие с предлагаемыми условиями ее существования как части локально социума, заставляя примиряться с изначально усеченными, «специализированными» способами его существования.

      Например, в экономике Урала центральное место занимали огромные металлургические предприятия, заводы-гиганты тяжелого машиностроения, связанные сложной сетью отношений с многочисленными поставщиками и заказчиками, разбросанными по всей стране. Около трети всего промышленного производства региона приходилось на долю предприятий, связанных с военно-промышленным комплексом (в Свердловской и Пермской областях эта доля составляла более 50 %, в Удмуртии – почти 70 %), тогда как по экономическим показателям в легкой промышленности Урал занимал 18 место из 19 промышленно-экономических регионов страны. Односторонняя узко промышленная специализация, игнорировала интересы сбалансированного развития края.

      С 60-х годов за Уралом закрепляется название «рабочего края» (в котором слились все его предыдущие определения как «кузницы страны», «мастерового» и «трудового» края). С этой поры сколько бы вузов и НИИ, секретных КБ и научных центров (не говоря уж о театрах, музеях, филармониях и т. п.) не существовало в крае, он «приговорен» был навсегда оставаться «рабочим краем».

      Что же произошло после крушения существовавшей идеократии и распада СССР в 90-е годы, когда рассыпалось прежнее единое пространство жизни, организуемое «советским мифом»?

      Невозможность сразу обрести духовное единство общества в форме новой общенациональной идеи, дезориентированность федерального центра подтолкнули процесс «регионализации» страны. Поиск новой идентичности породил потребность регионов найти опору своему нынешнем развитию в собственном историческом прошлом. В 90-е годы происходит взрыв регионального мифотворчества. Регионы, выбирая из истории те или иные