Ведьмы Тихого Ручья. Колдовской сезон. Айла Дейд

– представитель народа Тьмы и один из последних оставшихся некромантов. Его кроваво-красные волосы обрамляли серую кожу, словно корона. Несколько впадин изуродовали лицо, словно глубокие шрамы. От него исходил кисловатый запах, который распространялся по всему могильнику. Лица наших темных братьев и сестер напоминали кожу трупа, изъеденную червями и личинками, сквозь которую проглядывали очертания черепа. Их тела были худыми, как щепка. Народ Тьмы был почти полностью сложен из бумажной кожи и костей, потому что Иной мир пожирал их.

      – Тираэль Бернетт, – произнес Лахлан, ухмыляясь. Его зубы были заострены, как смертоносные кинжалы. – Какая неожиданная радость.

      – Мне нужна твоя помощь.

      – Прискорбно, – пробормотал Лахлан и начал расхаживать взад и вперед по круглой площадке. – Я как раз собирался отдохнуть от изнурительной охоты и немного вздремнуть.

      – Возведенная защитная стена ослабевает. Я чувствую это. Проклятие пожирает меня.

      Лахлан вдруг остановился и глубоко вздохнул.

      – Почему ты избрал именно меня, чтобы взяться за это неприятное дело?

      – Ты знаешь об этом типе заклинаний больше, чем кто-либо другой. И ты не такой, как они.

      – Как кто?

      – Другие представители народа Тьмы.

      Лахлан усмехнулся.

      – О, мальчик. Я такой же, как они.

      – Нет.

      Черные, как смоль, глаза Лахлана впились в мои. Это могло показаться угрожающим, и многие другие, вероятно, отступили бы, но я не испугался. В этой жизни мне больше нечего было терять.

      – И что привело тебя к этой мысли, Бернетт?

      – Ты здесь, – произнес я. – Ты можешь отразить магию, но каждый раз появляешься передо мной.

      – Потому что ты даришь мне драгоценные часы за пределами потустороннего мира. Задержаться на Земле после полуночи – до наступления рассвета и окончания охоты. Кем бы я был, если бы отказался от этой привилегии?

      – Возможно. Но я думаю, что здесь замешано что-то еще.

      – И что же?

      – Черта азлатов, которая, кажется, давно утеряна и выходит далеко за рамки отдельных народов.

      – Говори прямо, мальчик.

      Я посмотрел ему прямо в глаза.

      – Верность своим братьям и сестрам.

      Лахлан скрыл от меня свое сердцебиение. Он знал, что я наблюдаю за ним, и знал, что по натуре я был дотошным. Тираэль Бернетт никогда бы не оставил ситуацию на волю случая. Разумеется, я пытался наладить связь с его мышечной системой. Не имеет значения, что я о нем думал: я должен был быть во всеоружии. Но сила Лахлана схожа с моей. Такой, как он, не позволил бы мне просто так определить его настроение по пульсу, поэтому Лахлан тщательно оборонял свое нутро.

      – Я ненавижу тебя, Бернетт.

      – Я знаю.

      – Твоя семья – подонки.

      – Только мой брат.

      Он прорычал.

      – Особенно твой отец.

      – Потому что на прошлой неделе он преследовал тебя до самого острова Харрис? – Я рассмеялся. – Такова его