Подснежник. Все впервые с тобой. Мария Суббота

к богам на Олимп. Не за космический кайф Урана от одного только прикосновения к обнаженной коже рук. Не за крылья, которыми щекотала душу. Не за минуту умиротворения, которое так отчаянно ищу. За грубость хотел извиниться. Передумал.

      Глава 7

      – Ты для меня особенная, одуванчик, – сам не верю, что говорю это. – Единственная

      – Утро доброе, птичка, – глаза распахивает. Ресницами машет бабочка: колышет волны внутри, пыльцой саднящие трещины посыпает.

      – Чего хочешь, извращенец? – шаг к ней делаю. – Ближе не подходи, – руку вперед выставляет.

      Смотрю в глаза: стрелы ищу, искры. Нет там их. Бочки с водой выкатила, и вот-вот польются соленые реки. Океан там вижу, а в нем звезды отражаются.

      – Улетишь? – сам останавливаюсь.

      – Говори, чего хотел и проваливай. Зачем ходишь за мной? Чего тебе от меня нужно? Тебе все мало!

      – Тихо, пирожок, не заводись, – а то затопишь все. – Я только хотел… – мнусь, дьявол, как девка. – Если ты пропадешь, быть уверенным волки тебя сожрали или медведи.

      – Здесь безопасно. Я каждый год по этой тропе жизни хожу. Нет в этом лесу ни волков ни медведей. Иди уже! Проваливай! – кричит птичка-синичка, сама с занимаемой жердочки не двигается.

      И как мне уйти? Когда ты так близко.

      – Ты проваливай, пирожок. Мне здесь нравится. Чувствуешь воздух какой в этом месте? Силушкой русской пахнет.

      – А знаешь, я пойду. Ты все равно своим появлением весь воздух испортил, – улыбаюсь, нет, скорее скалюсь. Хищник на охоте.

      – Ты куда? – виляет рубиновой задницей в чащу леса. – Выход в другой стороне.

      – Вот именно, Адам, – принципиально, красный бархат, ударение на второй слог ставит. – Тебе как раз в ту сторону.

      Догоняю в два шага, хватаю за рукав дутой куртки одного из ярких оттенков розового и дергаю на себя. Глазами сталкиваемся. В черную дыру засасывает, накрывает, дьявол, бесконечностью.

      Гореть заставила, землетрясение устроила, на вершину мира вознесла и скинула. А сейчас затопить решила, Золотая Рыбка. Тону в глазах.

      – Отпусти, – плечом дергает.

      Пальцы сами разжимаются, когда щеки тыльной стороной ладони вытирает. Рука безжизненно падает, когда отворачивается. Колени немеют, когда уходит. Идет в обратную сторону от лагеря. Не летит больше птичка, едва ноги переставляет.

      – Я буду вынужден за тобой тащится, карамелька, – только плечами надутыми пожимает.

      Далеко в чащу не заходит, петляет между деревьями по кромке леса. В сторону лагеря поглядывает, листья ногами раскидывает. На меня не оборачивается, но уверен – чувствует, что поблизости маячу.

      Минут тридцать бродит не меньше. Резко останавливается, на часы смотрит и быстрым шагом в сторону лагеря стартует. Я за ней на почтительной дистанции. Не выдержу этот океан. Лучше пусть стреляет.

      Под ноги не смотрю, как умалишенный на рубины пялюсь. Кроссовок в камень врезается, ничего сделать не успеваю, лечу с поклоном к земле-матушке. Острая боль