Игра в кроликов. Терри Майлз

наелся, – говорит он и откидывается на спинку стула, выдыхая. От пирога ничего не осталось – даже крошки нашли свое место в животе таинственного миллиардера.

      Какое-то время мы сидим молча, но потом я не выдерживаю:

      – Ну так, – говорю я, – зачем вы пришли?

      – Вижу, меня не ждали.

      – Еще бы.

      – Понимаю. Обычно-то ты видишь меня по телевизору или в интернете. Я как-то в баре наткнулся на Гэри Бьюзи. Сразу его узнал, как какого-то закадычного друга. Даже улыбнулся ему, когда проходил рядом.

      – Это он постоянно твердит про какие-то безумные заговоры?

      – Кто ж знает, может, и он, но я его помню по фильмам. «На гребне волны». Классика. «Два сэндвича с фрикадельками»! – Скарпио вскидывает два пальца и вопит так, что слышно во всей забегаловке. – «Два мне возьми, Юта!»

      – Не помню такой сцены, – говорю я. Официантка, подошедшая к столику, сурово смотрит на Скарпио, как на ребенка, пролившего молочный коктейль на пол.

      – Все в порядке? – устало спрашивает она. У нее большие серо-зеленые глаза, но белки пронизаны тонкими красными капиллярами, а голос слегка хрипит. Типично для человека, который ведь день обслуживал бесконечный поток идиотов. Скорее всего, ее смена подходит к концу, и последнее, чего она хочет, – проблем.

      – Все замечательно. Простите. Нам не нужны сэндвичи. Буду вести себя потише, обещаю, – улыбается Скарпио.

      – Спасибо, – отвечает она. – А то у меня уже нет сил вас выставлять. – Улыбнувшись, она устало подмигивает и подливает мне кофе.

      – Спасибо.

      – Не за что, – отвечает она, явно радуясь, что мы не испортили ей весь вечер.

      Алана Скарпио она не узнает. Может, поищет информацию о нем завтра, когда придет на работу и увидит, что к чеку на семь долларов приложено триста долларов чаевых.

      Дождавшись, пока официантка уйдет, Скарпио достает телефон и кладет на стол.

      – Что тебе известно о «Кроликах»?

      Я бросаю взгляд на его телефон. Может, он хочет зачем-то записать разговор? Но на экране не открыто никаких приложений – виднеются только дата, время и милая собачка на заставке: спаниель с голубым платком, повязанным вокруг шеи.

      – Ну, в целом то же, что и всем заинтересованным, – говорю я, пытаясь получше сформулировать ответ.

      – А если конкретно?

      Я не понимаю, что Скарпио хочет услышать. Если он и правда Калифорниак, победитель шестой игры, то ему известно куда больше, чем мне. А если он не Калифорниак, то деньги все равно при нем есть, так почему бы не нанять эксперта, раз так хочется узнать побольше про «Кроликов»? Нет, разумеется, я тоже знаю немало. Друзья и прочие знакомые считают меня главным знатоком игры. Но Алан Скарпио может позволить себе самых лучших – по крайней мере, получше вечно безработного задрота, судорожно выстукивающего на коленках теннисный матч двадцатилетней давности.

      – Что, боишься говорить из-за предупреждений? «Играя, помни: никому ни слова»? – спрашивает Скарпио, цитируя отрывок из Игрового манифеста Прескотт, который мы слушали на собрании.

      – Нет,