История моей жизни. Записки пойменного жителя. Павел Зайцев

почти негде. Единственным заработком было пилить и возить на продажу дрова – по рублю, а то и по 80 копеек за сажень[40]. Возить было далеко, а лошадь теперь была одна. Одну сажень приходилось возить два дня, да распиловка – в общем, человек и лошадь за день зарабатывали 35–40 копеек[41].

      Отец был неизворотлив и вместо того, чтобы принимать какие-то меры, только целые дни ругался. Ругаться он никогда не уставал и ругался зло. Мы, конечно, ничего ему не отвечали, а только старались как очумелые хвататься за то или другое дело, чтобы этим ему угодить.

      Привычка его беспричинно ругаться была хорошо известна соседям и обычно про него говорили: «Вон, Якуня Юров опять обедню служит». Но на работе он был еще злее. Поэтому если мы могли справиться без него, то всячески старались, чтобы он не ходил с нами. Как ни трудно иногда доставалось, но без него мы на работе были веселы. Работу же мы старались выполнить лучше и быстрее, чтобы он и в другой раз не пошел с нами.

      Так в 13–15 лет мне приходилось быть за главного работника. Помню, в одну зиму мы с сестрой Олькой, которой в то время было лет 10, напилили и вывезли на продажу 37 сажен дров – значит, заработали около 37 рублей. И это все денежные средства на весь год для всей семьи. Правда, осенью выручили за проданный лен рублей 15, но они ушли на уплату подати. Да и нами заработанные деньги в значительной части уходили на покупку хлеба.

      Помню, однажды мы с Олькой, разделав и выложив 5 сажен дров торговцу Ф. И. Золоткову, купили у него мешок муки, 4,5 пуда[42]. Лошади с нами небыло, и мы тащили этот мешок на санках.

      По ровному месту было еще ничего, но предстояло спускаться с очень крутой горы. Соразмерив свои силы, мы поняли, что нам своего драгоценного воза не удержать, он вырвется из наших рук, раскатится, мешок свалится, разорвется, и мука рассыплется. После всестороннего обсуждения мы решили сделать так: Олька должна держать санки сзади за веревку, а я лег впереди них и лежа съезжал по дороге, ведя санки за собой. Спуск был почти с полкилометра, но все окончилось благополучно.

      В нашей работе приемы такого рода были нередки. Часто приходилось пореветь: то воз завалится, то бревно тяжелое на дровни поднять не можем. А отец в это время сидит дома, в лучшем случае плетет корзины или лапти и, не переставая, ругает мать. Как мы ни уставали за день на работе, нас никогда не тянуло домой, при возвращении нами овладевало угнетенное настроение. Только если мы знали, что отца дома нет, тогда, конечно, шли домой с радостью, да и дома все, включая и мать, были веселы. Это были редкие радостные дни в нашей жизни.

      Около этой поры у меня стало созревать решение уехать на «чужую сторону»[43]. Перед моими глазами часто стояли образы чисто одетых «питеряков», приезжавших домой на побывку. Видя их так одетыми и слушая их рассказы о городах, я представлял себе тамошнюю жизнь красивой и радостной. Но как уехать? Денег на дорогу у меня нет, да и паспорта отец не даст[44]. Я строил всевозможные планы.

      У нас с Марикой часто на этой почве были споры. Ей

40

Имеется в виду кубическая сажень, около 10 м³. (Ред.)

41

В начале XX века безлошадный вологодский крестьянин на сельхозработах в среднем зарабатывал 33,5 копеек в день, а со своей лошадью – 67 копеек в день. В 1900 году пуд ржаной муки стоил в Вологде 88 копеек, пуд коровьего масла – 11 рублей, пуд свежего мяса – 2 рубля 35 копеек, ведро вина – 6 рублей 30 копеек. (Ред.)

42

Пуд – мера веса, равная 16 кг. (Ред.)

43

Отходничество – уход на заработки из деревни в города, в том числе в Санкт-Петербург и Москву было широко распространено в губерниях Центральной России, особенно в зонах рискованного земледелия – Вологодской, Ярославской, Костромской, Тверской и других. (Ред.)

44

В дореволюционной России крестьяне могли покинуть деревню только при наличии паспорта, без которого человек считался бродягой. Паспорт выдавался на определенный срок, его выдача зависела от местных властей и крестьянских обществ. Неотделенным членам крестьянских семейств (как Иван Юров) для получения или возобновления паспорта необходимо было также заручиться согласием хозяина крестьянского двора. (Ред.)