Черные вороны 12. Тьма в его глазах. Ульяна Соболева

стол и пододвигая к себе бутылку с виски, стоявшую возле его руки, – зачем мне это было нужно? Я что стал педофилом?

      – Мне кажется, это не самое главное из того, что должно интересовать тебя, так? – Он посмотрел на меня, и я кивнул. Он был прав. Сейчас мне куда важнее было узнать другое.

      – Значит все же педофилом я не был. Это утешает. Видать подождал пару лет.

      – Ты не ответил каким образом я … в перестал быть вашим врагом?

      – Ты многое сделал для клана, для меня, для отца, – Воронов остекленевшим взглядом смотрел на то, как разливаю в пустые бокалы алкоголь, – В еще ты полюбил мою сестру, которая была безумно мне дорога. Или ты думаешь, что это ты ввёл в нашей семье традицию отказываться от вражды ради женщины?

      Это его «в нашей семье»…снова по нервам резануло. Грёбаный ад! Я привыкну к этому когда-нибудь? Он произнес эти слова так естественно, словно привык. Словно это само собой разумеющееся. Словно я не должен был сжимать до треска стакан пальцами, потому что это тоже не про меня – семья. И не просто семья, а одна семья с ним.

      – А я смотрю, у вас с братом, с тем братом, это…как ты там сказал? Семейное? Отказываться от всего ради женщины? Еще твой отец так поступил, как мне помнится.

      ***

      – Наш отец, – Андрей поправил его чисто машинально и тут же замолчал, заметив, как у Макса заходили желваки. Интересно, успели ему рассказать о смерти отца? До сих пор Зверь не произнес ни слова о нём, возможно, уже знает, – Твоя женщина, брат, – как же непросто называть братом вот этого ублюдка, но Граф дал себе мысленное указание делать это почаще, чтобы не только Зверь привык к этому обращению, но и он сам, – оказалась достойной намного большего, чем всё.

      Андрей сглотнул, глядя в абсолютно пустые глаза Макса. Единственное, что он там видел – заинтересованность. Ни одного отблеска воспоминаний. Как же они вернут его, если этот подлец ни черта не помнит? Просто рассказать – ничтожно мало. Этот Зверь не испытал и толики того, что тот перенес на своей шкуре…И даже, когда её с него живьём сдирали, тот Зверь обрастал новой шерстью, еще более плотной. Обрастал во имя своей жены и семьи. А этот…Андрей говорил, но чувствовал, что его слова, подобно камням, лишь стучат по броне этого Зверя, и Граф понятия не имел, как подступиться к нему поближе.

      И он решил про себя быть честным с ним. Настолько, насколько вообще можно быть честным с этим Максом. Быть честным, чтобы подобраться поближе и вонзить в эту броню острый меч, который вскроет гребаные пластины и заставит его, наконец, почувствовать боль, которую испытывают сейчас и Влад, и Марианна, и ее дети.

      Но ублюдок, сам того не ведая, первым нанёс удар боли, и Влад стиснул челюсти так, что заболели зубы, услышав его вопрос.

      – Моя женщина, говоришь? А твоя? Твоя, Воронов, где? Я слыхал ты второй раз женился…

      Глава 5

      Я улыбнулся, ощутив волну боли, которая накрыла его. Я демонстративно вдохнул её в себя. О, да, Граф, кажется, я нашёл твою слабую сторону. И мы оба знаем, что я обязательно использую ее против тебя. Нужно будет