Неверный муж моей подруги. Ашира Хаан

ему и правда интересно?

      Внезапно я понимаю, что не хочу ему говорить.

      Не хочу рассказывать, что было тем страшным вечером.

      Как я собрала измятые простыни и спрятала в дальний ящик гардероба от домработницы. Чтобы иногда, когда больше никого нет дома, доставать их оттуда и вдыхать наш запах.

      Его.

      Как меня выламывало физической болью в мышцах, в костях, пока я курила первую за десять лет сигарету, которую стрельнула у соседа по этажу.

      Как на следующий день я смотрела на телефон – в девять утра Герман всегда звонил мне из машины, каждое утро, просто чтобы сказать привет – и знала, что теперь он больше НИКОГДА не зазвонит.

      У меня на него стояла особенная мелодия. Только на него.

      Я ее поставила давно, когда еще не знала, как часто он будет мне звонить.

      И потом, каждый раз, как я слышала ее на звонке, внутри меня что-то умирало от пронзительного горячего счастья – он все-таки со мной.

      Теперь я знала – больше я ее не услышу.

      Но услышала.

      – Потом ты снова сдался, слабак! – выплевываю я боль, обернутую в злость.

      Я подскакиваю к креслу так быстро, что Герман не успевает среагировать.

      Только отшатывается, когда я наклоняюсь к нему.

      Слишком близко.

      Говорю тихо и очень спокойно:

      – И сейчас сдашься. Потому что я тебя не отпущу. Ни вообще, ни сейчас. Просто никуда не отпущу.

      Упираюсь ладонями в его плечи, наклоняясь все ниже, вдыхая его запах – розмарина, холодного моря, мшистых камней. Запах, который будет преследовать меня даже в аду, куда я попаду за все, что сделала.

      – В такие моменты… – говорит он медленно и прямо мне в губы, глядя в глаза пронзительным черным взглядом. – Я начинаю верить, что ты меня действительно любишь.

      Тогда. А чего кольцо не носит?

      Германа с момента нашего столкновения на открытии банка я видела еще несколько раз, когда поднималась на третий этаж, в администрацию ТРЦ.

      Он постоянно был занят: что-то с кем-то обсуждал, листал толстые стопки бумаг, разговаривал по телефону, поэтому я даже не здоровалась. Он меня все равно не замечал.

      Над вывеской его банка появилась надпись «Головной офис», и на входе посетителей теперь встречали исключительно высоченные блондинки скандинавского вида, от которых сложно было оторвать взгляд – настолько они были совершенны и холодны, словно клонированные Снежные Королевы.

      В таких условиях подходить поздороваться было еще более неуместно, поэтому я каждый раз пробегала мимо, пряча глаза, разрываемая сразу двумя социальными неловкостями: поздороваться и помешать, или не здороваться и чувствовать себя невежливой.

      Между этим небожителем в дорогом костюме и мраморных интерьерах и Германом в домашних штанах и заляпанной детским пюре футболке была гигантская пропасть.

      Преодолевать ее не тянуло.

      Изменилось это в один не самый прекрасный день, когда я волоклась на очередное собрание арендаторов в