Просвещать и карать. Функции цензуры в Российской империи середины XIX века. Кирилл Зубков

цензуры, по нашему убеждению, в среднем интерпретировали литературные произведения, руководствуясь вполне понятными и внутренне логичными убеждениями. Несмотря на это, конечно, мы вовсе не считаем существование государственной цензуры полезным обстоятельством или необходимым злом. Напротив, автор этих строк убежден, что цензура представляла собою одну из темных сторон прошлого, о которых мы слишком часто склонны забывать, когда говорим о развитии литературы. Между тем забывать о цензуре не следует никогда хотя бы в силу ее поразительной способности возрождаться и расцветать в беспечных обществах, мало интересующихся «политикой». Необходимость осмыслить этот горький урок и обусловила появление нашей книги.

      Внутренняя проблематичность цензуры отразилась и в литературе. Русские литераторы XIX века неоднократно писали о цензорах. По преимуществу это, конечно, произведения сатирического толка, эпиграммы и проч. Странно было бы ждать от большинства писателей попыток объективно оценить роль цензуры в литературном процессе – именно здесь берут начало многочисленные характеристики цензоров как ограниченных и глупых людей. Но если вчитаться в эти описания, нетрудно заметить, насколько двойственной выглядит в них роль цензора. В «Послании цензору» (1822) А. С. Пушкина, например, адресат описан как воплощение всех типичных пороков цензора – глупости, ограниченности, неумения понимать свободное слово и стремления подавить его:

      А ты, глупец и трус, что делаешь ты с нами?

      Где должно б умствовать, ты хлопаешь глазами;

      Не понимая нас, мараешь и дерешь;

      Ты черным белое по прихоти зовешь;

      Сатиру пасквилем, поэзию развратом,

      Глас правды мятежом, Куницына Маратом6.

      Однако в том же самом произведении дается описание «идеального» цензора, которому приписываются совершенно иные качества, в том числе подобающие скорее представителю свободного слова, – собственное достоинство, внутренняя свобода, гражданские чувства и ответственность:

      Но цензор гражданин, и сан его священный:

      Он должен ум иметь прямой и просвещенный;

      <…>

      Закону преданный, отечество любя,

      Принять ответственность умеет на себя;

      <…>

      Он друг писателю, пред знатью не труслив,

      Благоразумен, тверд, свободен, справедлив7.

      Другая неожиданная особенность: в цензоре Пушкин видит не только душителя свободы слова, не только активную фигуру, влияющую на литературу, но и читателя, который сам оказывается в некотором смысле жертвой писателей, злоупотребляющих правом высказываться:

      Так, цензор мученик; порой захочет он

      Ум чтеньем освежить; Руссо, Вольтер, Бюфон,

      Державин, Карамзин манят его желанье,

      А должен посвятить бесплодное вниманье

      На бредни новые какого-то враля,

      Которому досуг петь рощи да поля,

      Да

6

Пушкин А. С. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. Т. 2. Кн. 2. СПб.: Наука, 2016. С. 80.

7

Там же. С. 79–80.