Мать. Владислав Максимович Бахтин

звонили. Ты в музыкалке был?

      – Да, у меня сегодня конкурс. Короче, победу надо отметить. Го ко мне? Пиццу закажем.

      – А Анна Сергеевна не будет против? ― спросил Валера, обладавший природной деликатность.

      – Во-первых, она на работе, а, во-вторых, почему она должна быть против? Идёмте.

      После пандемии двадцатого-двадцать первого годов вся страна от мала до велика научилась мыть руки. С порога ребята прямиком отправились в ванную, а затем перетекли в зал. Валера с Лизой удобно расположились на диване, Костя подвинул к ним кресло-качалку с накидкой-массажёром, тут же нажал «Пуск». Шарики массажёра приятно побежали по спине. Влад, прихватив гитару, другой рукой вёз перед собой стул на колёсиках. Сев на него перед ребятами, сказал:

      – Пиццу заказал, сказали, что в течение часа доставят. А пока давайте я вам что-нибудь забацаю.

      – Что-нибудь из новенького? ― заказала Лиза.

      – Есть Бах и Моргенштерн, ― со смехом объявил Влад.

      – Первый для меня слишком прост, давай Моргена, ― попросил Костя, всё время волной ходивший в кресле.

      – Ок.

      Сыграв небольшое лирическое вступление, войдя в образ своего кумира, не столько запел, сколько заречитативил Влад:

      Меня ругает мама за то, что я дебил.

      Я каждый день катаюсь, на школу х*й забил.

      Не ругайте, мама, позвольте мне сказать:

      Всё, что нужно в жизни мне – пить пиво и катать.

      На припеве все запели вместе.

      О-о-о-о! Пиво и скейтборд!

      О-о-о-о! Пиво и скейтборд!

      О-о-о-о! Пиво и скейтборд!

      О-о-о-о! Два пива и скейтборд!

      К Моргеншерну Влад относился нежно. Ему нравился этот презираемый большинством взрослых музыкант. Ему нравились его видосики, которые были сделаны очень круто, с привлечением кучи бабла, и очень профессионально. Ему нравились маты, которые нескончаемым матопадом обрушивались на слушателей, как бы говоря: «И что вы со мной сделаете? Да ничего. Кишка тонка!» За всей грубостью, наглостью, дерзостью Влад чувствовал ранимую, романтическую душу. Он воспринимал Моргена как героя своего времени, каким некогда был Пушкин, который «милость к падшим призывал», а этот перед всем российским народом выставил огромное чистейшее зеркало и сказал: «Смотрите, суки, вот ваша жизни! Вот ваши продажные рожи! Вот до какого скотского состояния вы в своей алчности дошли! Не нравится? Пососите!»

      Мать, интересующаяся всеми увлечениями сына, услышав песни Моргенштерна, ужаснулась, но поняла: возраст сына таков, что идти напролом, жёстко что-либо запрещать бесполезно. Она попыталась с ним поговорить. Обычно для серьёзных разговоров выбирала время перед сном, когда сын её слышал и сам был не против поговорить по душам.

      – Наша голова так устроена, что вся информация, которая в неё попадает, остаётся внутри, ― как-то перед сном при включённом ночнике сказала мать.

      – Тогда почему мы не помним, как родились? Первые годы жизни? Да и вообще, многое?

      – Потому