Город спит, просыпается магия. Сборник

везде другой. Слишком умный для одной компании, слишком глупый для другой. В результате я никто, лишний. Я не хочу быть всё время лишним, я хочу иметь настоящих друзей, вместе что-то делать, быть с девушками… Если не можешь сделать меня умным, сделай глупым, потому что мне не нужна такая жизнь!

      Небо за его спиной грохнуло, и сверху полились струи дождя. Он мгновенно вымок, оглох, ослеп. Фейри сидела как ни в чём не бывало.

      – Если я с кем-то, я всё равно бегу от него, отгораживаюсь. Пожалуйста…

      – Глупый…

      Голос её прекрасен.

      – Какой смешной дурачок.

      Он судорожно глотает воздух, дождь, небо.

      – Кто сказал, что тебе не хватает ума? И с чего ты вдруг решил, что, поглупев, станешь счастливым?

      Дождь бьёт его по лицу. Луна расплывается.

      – Мне нечего тебе дать.

      Что-то швыряет его в грязь, и слова сами вылетают из горла.

      – Сделай! Пож-жалуйста! Я заплачу, всё, что хочешь! Я молод, здоров, я никому не нужен!

      Молния разрывается прямо над ним, и он падает, катится, катится. Луна мечется в обрывках туч. Только луна, трава, камни, серые камни в серебристых струях дождя. Вода подхватывает его и несёт, плавно покачивая, утешая, баюкая. Дон ю край, бейби… но но но но но но… край…

      Где-то шумит море. Он словно корабль, приставший к берегу после шторма. Чьи-то руки вытаскивают его на берег, и нежные пальцы прикасаются к лицу.

      – Эй, ты откуда такой грязный?

      Женский голос, ласковый, хороший.

      – Погоди, сейчас…

      Шорох шагов по гальке. Плеск волн. Шаги возвращаются, и вода смягчает разгорячённую кожу, смывая грязь, пену, кровь…

      – А ты красавец. Гляди-ка, дышит и молчит. Чего молчишь, спящая царевна? Али расколдовать тебя надо?

      Мир поворачивается и падает, падает, падает. Что-то нежное и тёплое прикасается к его губам, и слёзы сами льются потоком.

      Море шумит.

      Кто-то обнимает его и покачивает, прижимая к себе.

      Дон ю край, бейби… край.

      Люди Повозок

      Наталия Самойлова

      Они приходили в начале каждого лета и жили по два месяца, по три. Разбивали лагерь на пустыре за старым мельничным заводом. Спали прямо в своих фургонах, в любой момент готовые снова тронуться в путь. Они себя так и называли – дромлуме, «люди повозок», а про горожан говорили – кхэрлуме, «люди домов».

      Это ему Аделя объяснила. Она говорила по-русски хорошо, но незнакомые слова то и дело проскакивали.

      Аделю он увидел в то лето первый раз. Когда он спрашивал её, бывала ли она в городе раньше, она иногда говорила «Да», а иногда говорила «Нет».

      Сначала Марк думал, что это она его дразнит. Потом понял, что нет. Аделя совсем не понимала про время. Например, с ней невозможно было договориться встретиться завтра утром. Она могла ответить, что такое завтра, и даже, что такое утро, но это были для неё скорее понятия отвлечённые. Как дружба или как море. Как это связано с тем, что ей, Аделе, надо проснуться и куда-то пойти,