Отдать душу. Алексей Гравицкий

подумал Изя. «Хрен тебе», – подумала женщина. В ответ Изя судорожно сглотнул.

      – Ты кто? – спросил он, пытаясь совладать с непослушным голосом.

      – Это моя жена, – вмешался взявшийся невесть откуда Фриц, – Глаша.

      – Ты женат? – все еще пытаясь сглотнуть, спросил Изя.

      – Да. Познакомились на очередном собрании секты евреев-антисемитов. Знакомься, Глаша, это Изя Иванов.

      – Еврей? – подала голос Либерштейниха.

      – Великоросс, – обиделся за друга Фриц.

      – А почему фамилия такая нерусская? – не унималась женщина.

      – Дурное наследство, – вывернулся Изя и попытался перевести разговор в иное русло. – И давно вы женаты?

      – С тех пор как стали аскетами. Не пьем, не курим, не материмся.

      – А спите… – полюбопытствовал Иванов, – на одной кровати?

      – Конечно, – искренне возмутился Либерштейн, – на одной, двухъярусной. Она наверху, а я в соседней комнате.

      Изя затосковал, поняв, что явно ошибся адресом. Повисла неловкая пауза. Настолько неловкая, что не смогла удержаться и шмякнулась об пол.

      – Ну ладно, располагайся, я за водкой, в магазин, – нарушил молчание Фриц.

      – Так вы ж не пьете, – радостно удивился гость.

      – Мы и не пьем. Аскеза – понимать надо. Мы похмеляемся. Ну, я пошел, – хлопнул древней окосевшей дверью хозяин… и пошел…

      Изя поежился, потом еще раз, и еще. Оставаться наедине с Этой: Глашей, Либерштейн, евреем, антисемитом, аскетом, женщиной – он хотел, а потому продолжил ежиться. Застывшая в сыром воздухе тишина не давала покоя. «О чем с ней говорить?» – металось в голове у Изи, и не только в голове. Впрочем, там металось нечто иное.

      – Пить будешь? – спросила хозяйка.

      – Буду.

      – Предсказатель, блин. Садись, – похлопала она по дивану, который принялся весьма эротично вибрировать и постанывать.

      Изя недоверчиво покосился на возбужденный диван, но приглашение принял. Диван крикнул: «Ай» – и успокоился. Изя тоже крикнул: «Ай», но успокаиваться не стал.

      – Двулик, Двулик, Двулик, – позвала кого-то хозяйка.

      В комнату, путаясь в лапах, прибежала собака – по крайней мере, так вначале показалось. Как ни странно, но собакой она оказалась лишь отчасти, а точнее, от двух частей. С обеих сторон тело заканчивалось весьма выразительной задницей. Либерштейниха кинула под стол одну из обильно на нем же валявшихся костей. За ней же устремилась и животинка. Снизу раздались довольные похлипывания. За процессом поглощения Изя решил не наблюдать, а потому перенес свое внимание на спрятанную под распахнутым халатом женскую фигуру:

      – Красивое белье.

      Хозяйка с подозрением оглядела свое тело:

      – У меня ж его нет.

      – Вот это и красиво, – подтвердил Изя и перешел к действиям.

      Но ему помешали – две холодные, растущие из дивана, волосатые лапы схватили за ноги и с криками: «Моё, моё» принялись запихивать его под диван.

      – Наше, –