Крохотная вечность. Адэля Сабирова

сейчас разглядывала стая щенков, столпившись в углу комнаты.

      – Что у вас здесь происходит? – добрый голос воспитательницы оплел всех волшебным облаком, заставляя щенков разбежаться, делая вид, что ничего интересного не случилось.

      Мягко переставляя пухленькие ножки, выглядывающие из-под длинной черной юбки, воспитательница короткими шажочками дошла до желтоволосой девочки, которая тут же перестала скалить пасть и брызгать слюной, претворяясь самой обычной девочкой лет шести. Потряхивая желтыми кудрями, выпущенными из красных бантов, девочка широко улыбалась воспитательнице, строя невинные глазки, которые вмиг стали голубыми и такими по-детски прекрасными. И никто, никто бы во всем мире не смог сказать, что лишь пару мгновений назад эта девочка была злым щенком, предводительницей стаи, опасной альфой.

      Никто, кроме Дани.

      Даня хотел бы рассказать воспитательнице, такой теплой и пахнущей молоком, обнимающей всех без исключений своими большими черными крыльями, прижимающей к своей белой груди, в которой успокоительно стучало нежное сердце. Даня хотел кричать, что девочка обманывает, что она самый настоящий оборотень, злой щенок, который может навредить доброй воспитательнице.

      Он хотел бы, но не мог. Он лишь вздрогнул, когда воспитательница подошла слишком близко к девочке-щенку. Он лишь зажмурился, впиваясь пальцами в деревянное сидение стула, на котором застывал пять раз в неделю, чтобы не видеть, как щенок нападает на воспитательницу, как кусает и раздирает в клочья, как от тепла этой женщины не остается ничего, а в воздухе под дикий вой стаи кружат черно-белые перья.

      Но вой не раздался. Среди гомона других щенят не послышался болезненный вскрик воспитательницы. Ничего не изменилось. Даня приоткрыл глаза, сначала с опаской оглядывая комнату, стараясь остаться незамеченным этим миром и, населяющими его, щенками. Далекое солнце бьется в окно, выпуская свои холодные лучи прямиком сквозь нависшие тяжелые тучи. Яркие плакаты, с которых смотрят непонятные нарисованные дети, такие какими он должен стать, все также висят на стенах. На партах раскиданы игрушки, карандаши и краски. На цветастом ковре у окна резвится с десяток маленьких щенков. Все они разные на вид, но одношерстные по сути. Они разного размера и цвета. Одни лохматые, другие злые, третьи залихватски лают. Но все они умеют дружить друг с другом. И все они не умеют дружить с Даней.

      Они одинаково превращаются в детей, когда рядом няня или воспитательница. Они одинаково превращаются в щенят, когда нужно напасть или играть. Они понимают друг друга. Но никто из них не понимает Даню. Он не вписывается в их картинку, в их стаю, в их поступки. Он не умеет разгадывать эмоции, он не понимает их игр. Даня стал изгоем в этой группе особенных детей. Чужой среди своих. Чужой среди чужих.

      – Это мое, – взволновано произнес Даня, следя за тем, как воспитательница вчитывается в ряды слов скомканного листа бумаги, как желтоволосая девочка, уже забыв о своей