Великий крестовый поход. Пол Андерсон

старина.

      – Я… не настолько… мягкотелый, – слегка запинаясь, ответил сельский священник. – Но в его словах есть толика правды. Кажется, последние несколько лет вилия и в самом деле бродит по окрестностям. Бог да простит злобных сплетников.

      Томислав расправил плечи.

      – Я считаю, что будет лучше и для нас, и перед Богом, если мы отпустим этих людей, – сказал он. – Отведи их к морю, пусть под копьями стражников, если захочешь, но отведи и пожелай счастливого пути.

      – Я не посмею так поступить, если этого не велит мне мой господин, – ответил Иван. – И даже если бы мог, все равно не отпустил бы их, не уверившись прежде, что из-за них никому не причинится вреда.

      – Знаю, – согласился Томислав. – Тогда выслушай мой совет. Пусть они и далее останутся твоими пленниками, но будь к ним добр. И отпусти их вождя ко мне домой, так мы лучше узнаем друг друга.

      – Что? – взвизгнул Петар. – Не сошел ли ты с ума?

      Слова жупана удивили даже Томислава.

      – Ты по меньшей мере беспечен, – заметил он. – Вспомни, насколько он велик и силен. И когда поправится, то с легкостью сможет разорвать тебя на куски.

      – Не думаю, что он решится на подобную жестокость, – негромко возразил Томислав. – Но коли случится худшее, то погибнет лишь плоть моя, а прихожане сразу убьют его. Я же давно не боюсь расстаться с жизнью земной.

* * *

      В Загруде – деревушке, где жил Томислав, – обитали менее сотни христианских душ, семьи которых состояли в близком родстве. От Скрадина до нее был полный день пешего пути по тропе, шедшей сперва на север, затем сворачивавшей на запад сквозь окружающий озеро лес, но обходящей его воды стороной. Некогда люди расчистили земли возле ручья и поселились здесь, кормились пахотой, рубили лес, жгли уголь, охотились и ставили капканы. Землю обрабатывали общиной, как вольные землепашцы, и хотя большинство было крепостными, с этим никто особо не считался, потому что хорватское дворянство редко угнетало своих крестьян и покидать родные края никто не собирался.

      Домики деревушки стояли двумя рядами в тени невырубленных деревьев и окруженные хлебными полями. Деревянные, крытые соломой строения на одну или две комнаты покоились на сваях. В них поднимались по лесенке, а между сваями размещались стойла для животных. Улица между домами была или пыльной, или грязной и обильно унавожена. Впрочем, запах навоза не казался назойливым, разбавленный запахом трав с зеленых лужаек между домами, а на мух летом селяне внимания не обращали. За каждым домом располагался садик с летней кухней.

      Рядом с каждым домиком виднелся амбарчик – с косой крышей и установленный на очищенных от коры стволах, чьи корни напоминали птичьи ноги, совсем как у знаменитой избушки Бабы-яги. В сарайчиках хранились инструменты и необходимые мелочи. Рядом с домиками стояли ярко расписанные двухколесные тележки. На одном из концов деревенской улицы виднелась небольшая мастерская, на противоположном – часовенка, тоже расписанная причудливыми узорами, ее черепичная крыша переходила в луковицу купола, увенчанного крестом. Мельницы