Я бегу по снегу босиком дальше. Нани Кроноцкая

они у принцесс, необузданные.

      Ольга задумалась на секунду, словно оценивая грустную шутку, и кивнув ему напоследок, ушла.

      У камина в гостиной остались лишь Клавдий с Урусовым.

      – А мы с тобой, дружище, посидим еще немного совсем. Не возражаешь?

      – Волшебно! У меня тут настойка лимонника, антистресс двухгодичной выдержки даром простаивает. Пора обкатать. Обсудим-ка заодно проблемы всего человечества. Грядущие и миновавшие. Вздрогнем.

      И настоящие мужчины сели вершить судьбы этого мира, крепко сжимая стаканы с настойкой в могучих руках.

      …

      Утро выдалось необыкновенно теплым и традиционно уже туманным. Словно из теплого молока , вокруг дома выныривали колоссальные вершины вулканов, озаренные солнцем и пушистые склоны сопок, покрытые лесом каменных берез, как драконьи спины – взъерошенной океанскими штормами чешуей. Даже извечная какофония чаячьих криков не звучала этим утром. Будто все вокруг ожидало новостей. Хороших новостей, нужных всем, как будто воздух.

      Но время шло. Тягостно тянулось, словно океанский туман в полном штиле. А вестей все не было.

      Иные вяло ковыряли вкуснейший завтрак. Сварили и выпили весь кофе, что был в запасах дома Урусовых. Перемыли кости Дозорам, сначала местным, потом столичным, затем общемировым. Приложили Инквизицию, вкупе с людскими властями и прочими попавшимися под руку нечестивцами.

      Дошли до жен. Пересчитали детей. Сбились со счета. Перешли к внукам – стало полегче. Внуков еще просто не было. Только Клавдий рассчитывал дедом стать вскорости. Полегчало.

      Венди успела выспаться, сгрызть до крови остатки разбитого схваткой с телом умирающего дракона маникюра, измерить шагами вертолетную площадку на крыше дома, пересчитать все сопки вокруг, раз десять заплести и расплести косу. Она сделала даже попытку поругаться с Гуло, только чтобы в очередной раз убедиться в невозможности этой затеи.

      Очень сильно устала от всей проделанной этой работы и снова заснула на широком диване в гостиной.

      Лер украдкой вздыхал, наливал снова кофе, молча забирал Венди с крыши, собирал разбросанные нервничающей девушкой вещи, подкладывал подушки под голову и укрывал теплым пледом.

      Ничего нового. Все, как всегда. Эта женщина – вечный ребенок, а он – ее бессменный спутник.

      Наблюдавшая за ними Ольга удивлялась. «Почему не она?» Бессмертная дева, не знавшая, казалось, любви ни к кому, кроме себя. Такая уязвимая, но вместе с тем – такая важная в иномире фигура. Что такое знал о них меч похоти, тот самый, что не ошибается и никогда не промахивается?

      Странное это было оружие, легендарное. Ударом его клинка, в смертных убивалась любовь, выжигалась, как будто бы пламенем. Оставался лишь пепел: голая похоть и страсть.

      Со светлыми же бессмертными все было много сложнее: любовь сама была частью их Света. Многогранная, бесконечная, яркая. Поразить величайшего можно было лишь в пятна сомнения. Многие древние ими грешили: профессиональная трансформация. Трудно вечно любить, невозможно. Еще сложней