Круг Девятирога. Владимир Городов

вывалил я на стол горсть цилиндриков.

      Моя фраза привлекла внимание окружающих: макатим в этом заведении считался очень крупной ставкой. И игра началась.

      Играли мы довольно долго: чтобы не быть заподозренным, я не мог выигрывать постоянно. Приходилось время от времени и проигрывать, иногда и по-крупному. Но всё равно, медленно, но неуклонно раздатчик проигрывал. Вокруг стола собрались уже почти все присутствующие и, разделившись на два лагеря (одни – за меня, другие – за крупье), дружно орали при очередном вскрытии карт. Крупье то бледнел, то аж зеленел, а потом начал передёргивать и выкладывать по равному количеству очков: самая меньшая вероятность, труднее всего угадать. Я это видел, но не спешил ловить его за руку: всё равно я видел любой расклад. В конце концов, он объявил, что полностью проигрался, зло сунул в карман колоду и ушёл, громко хлопнув дверью. Я пересчитал деньги: мой выигрыш составил без малого десять катимов. Угостив пивом своих наиболее рьяных болельщиков, я поднялся наверх, в общую спальню, где, не дождавшись меня, уже спал Асий. Здесь, как и в любом помещении, где ночует слишком много народа, было душно, стоял спёртый неприятный запах. Кто-то громко храпел, кто-то бормотал во сне

      «Может, стоит заказать отдельный номер? Деньги теперь есть»,– подумал я. Но будить очень утомившегося за день старика не хотелось. Да и сам я устал, а потому поленился сходить поискать хозяина гостиного двора, прилёг рядом с Асием и тут же уснул – словно в омут провалился.

      * * *

      Проснулся я среди ночи от того, что чьи-то руки осторожно меня обыскивали.

      – Кто это? – со сна глупо спросил я.

      – А, фтоб тебя! – раздалось в темноте злобное бормотание, после чего я получил такой удар в лицо, что сознание меня покинуло.

      * * *

      Утром Асий лечил меня от нестерпимой головной боли настойкой трав, купленных на последние деньги у местного ведуна. Из тех же трав он приготовил и примочку для моего заплывшего глаза. Старик ничего не говорил, но молчание это воспринималось мною хуже иных укоров. А, кроме него, сочувствия ждать не от кого: даже все мои вчерашние фанаты, узнав, что произошло, стали дико ржать и указывать на меня мизинцем – один из самых неприличных жестов в этом мире.

      – Но я же знаю, кто это сделал! – кипятился я.– Это же грабёж! Он должен ответить по закону!

      – Здесь не город, здесь один закон – закон сильного,– грустно ответил Асий, вновь смачивая тряпицу в травяном взваре.– Ты готов вызвать его на кулачный бой?

      Мне? Драться?! В моём-то нынешнем воплощении? Да на меня дунуть – на ногах не удержусь. Осталось лишь заткнуться. Как только мне стало чуть лучше, мы снова двинулись в путь. Без единого шестака в кармане.

      Дрогоут Реути,

      4 сатината 8855 года

      За день, такой же знойный, с безжалостно палящим солнцем, мы прошли ещё мимо двух дрогоутов, колосящиеся поля вокруг которых несколько скрашивали уже поднадоевший своим однообразием пейзаж Божьей Столешницы. Когда светило приблизилось