Песни радости, песни печали. Василий Ракша

вела к небольшой, аккуратной круглой площади, от которой расходились улочки и переулки, освещенные лучами граненых масляных фонарей. Княжна Ладимила не могла определить, по какой из них она пришла от крепости. Это ее не сильно раздосадовало. Дева решила, что любой путь наверх обязательно приведет ее домой.

      Мысли ее занимало наблюдение: в родном Новом граде даже подумать о прогулке после заката было нельзя: город погружался во мрак после захода солнца. Княжну не раз пугали с самого детства, что с наступлением темноты на улицах появляются злые духи, дети Чернобога, и покинуть стены терема можно только в случае острой необходимости. И желательно не в одиночку. А тут, в столице, ей то и дело попадались неспешно прогуливающиеся горожане. «Ночью здесь так хорошо, так привольно и ничуточки не страшно», – подумала она и свернула в очередной переулок.

      Тем временем фонари встречались все реже, а тени от их чугунных перегородок становились все длиннее. Даже когда она в третий раз прошла мимо одной и той же калачной лавки, отмеченной большой сдобной завитушкой на фасаде, признаваться самой себе в том, что она заблудилась, княжне совсем не хотелось. Она сменила направление и на этот раз пошла по темной узкой улице, изломанной холмом и ведущей в неизвестность, к одинокому далекому фонарю. Под ним стояли трое мужчин. Одного из них заметно пошатывало, двое других лениво переговаривались, наполняя тесное пространство между высокими теремами пьяными перетолками, да еще и с заметным амитийским говором. Мила замедлила шаг – ей было не по себе. Как назло, она только что спустилась по довольно крутому холму, а впереди, пусть не близко, но все же отчетливо переливалась бликами белоснежная стена крепости, отражая лунный свет. Отступать не было смысла. Решив, что надо проскользнуть максимально незаметно, она подобрала полы платья, прижалась к стене терема и на носочках стала пробираться мимо палисадников. «Только бы не заметили, только бы не заметили, только бы»

      Княжна грохнулась на мостовую, больно ударившись локтем, и вскрикнула от неожиданности. «Будь неладен этот камень!» – прокляла она валун, ставший причиной ее падения. Быстро встала, отряхнулась и, не оборачиваясь, продолжила свой путь. Переулок некстати расходился на две части. Мила, недолго думая, повернула вправо, надеясь, что так скорее выйдет на дорогу к дому. Через несколько шагов она обернулась: в отсветах керосинового фонаря шаталась фигура, а за ней еще две. Их стремительное приближение не оставляло сомнений – надо бежать! Не разбирая дороги, дева помчалась вперед, в объятую тишиной дремучую темноту. Ей одновременно было холодно и жарко. Несмотря на накопленную за трудный день усталость, ноги послушно несли ее прочь от опасности. Поворот, еще один. Фонари, а вместе с ними и хоть какая-то видимость закончились. Остался только страх, бешено билось сердце, а позади раздавались голоса преследователей. За очередным высоким теремом, слившимся с остальными в одну большую мрачную ширму, блеснул фонарь. Мила взбежала за угол по короткой, разъехавшейся от времени лестнице и оказалась на четко очерченной светом квадратной площадке, со всех сторон окруженной подпорной стеной из бревен. Дальше прохода не было. Княжна дернулась обратно, но было поздно: пропойцы влетели по лестнице и преградили путь к отступлению.

      – Какая