Луна и шестипенсовик. Уильям Сомерсет Моэм

обстоятельства.

      – Что же вы будете делать, когда проживете все эти деньги?

      – Заработаю кое-что.

      Он был вполне спокоен, и в его глазах таилась насмешливая улыбка, делавшая все мои слова глупыми. Я замолчал, соображая, что еще сказать, но он заговорил первый.

      – Почему бы Эми не выйти вторично замуж? Она сравнительно молода и довольно привлекательна. Я могу рекомендовать ее как отличную жену. Если она пожелает развестись, я не откажу дать ей нужные для этого основания.

      Теперь была мол очередь улыбнуться. Он очень хитер; ясно, что именно к разводу он и стремился. У него была какая-то причина скрывать факт своего бегства с женщиной, и он принимал всякие предосторожности, чтобы ее местопребывание оставалось неизвестным. Я ответил решительно:

      – Ваша жена сказала, что никогда и ни за что не согласится дать вам развод. Это ее твердое решение, выбросьте из головы эту надежду.

      Он посмотрел на меня с непритворным удивлением. Улыбка исчезла с его лица, и он заговорил вполне серьезно

      – Но, дорогой мой юноша, меня это нимало не тревожит. Мне решительно безразлично, тем или иным путем пойдет все это дальше.

      Я засмеялся.

      – О, перестаньте! Не думайте, что мы все так уж глупы. Нам известно, что вы уехали с женщиной.

      Он вздрогнул, а затем вдруг разразился хохотом. Он хохотал так неудержимо, что сидевшие за другим столиком стали оглядываться, а некоторые тоже засмеялись.

      – Я не вижу в этом ничего забавного, – сказал я.

      – Бедная Эми! – пробормотал он сквозь слезы.

      Затем на его лице появилась презрительная гримаса.

      – Как узок кругозор мысли у женщин. Любовь! Всегда любовь! Они думают, что мужчина оставляет их только потому, что желает других. Вы считаете меня таким дураком, чтобы сделать то, что я сделал, ради женщины?

      – Вы хотите сказать, что покинули вашу жену не ради другой женщины?

      – Конечно, нет.

      – Честное слово?

      Не знаю, почему я задал такой вопрос. Это вырвалось у меня вполне простодушно.

      – Честное слово.

      – Но почему вы оставили ее?

      – Почему? Я хочу писать картины.

      Я долго смотрел на него. Я ничего не понимал.

      «Он сошел с ума», решил я. Не нужно забывать, что я был тогда очень молод и считал его пожилым человеком. Я забыл обо всем, кроме моего изумления.

      – Но ведь вам сорок лет!

      – Поэтому-то я и думаю, что пора уже начать.

      – Вы когда-нибудь занимались живописью?

      – Я хотел быть художником в юности, но отец заставил меня поступить на службу, потому что, как он говорил, искусство не дает денег. Я начал писать год назад. По вечерам я ходил на курсы.

      – А! Вот вы куда ходили, когда ваша жена думала, что вы играете в бридж в вашем клубе!

      – Именно.

      – Почему же вы не сказали ей?

      – Предпочитал не посвящать ее в свои дела.

      – И вы уже владеете кистью?

      – Пока нет. Но скоро усвою технику. За этим я сюда и приехал. В Лондоне я не мог добиться того, чего желал. Может быть, сумею здесь.

      – И