Полетевшая. Анна Толстопятова

три дня меня тут не было, потому что мне нечего было сказать. Каждый день похож на предыдущий, кроме конечно тех, когда я бываю в студии. Мне нравится рисовать. я получаю удовольствие от этого. Точнее сказать можно много всего, но я не знаю как. Ещё я боюсь, что кто-то тебя найдёт и подумает про меня плохое. Вчера была на рисовании, Клео похвалила мою тыкву, а ещё мы говорили про Хеллоуин. Я придумала костюм, но рассказывать об этом не стала. Думаю, другие придумывают гораздо лучше меня. Наверно, это глупо, ведь меня даже никуда не звали. Зачем я планирую эти встречи, костюмы. Я спросила вчера Клео, она разрешила так себя называть, насчёт происшествия, и хотя она сказала, что так бывает, когда взрослые расстраиваются и выходят из себя, но думаю, она имела в виду что-то другое. Я видела эту тень в её взгляде, которая приходит ночью и путает сны, наверно, не буду об этом писать, я уже сказала лишнее. В прошлый раз я не смогла сказать, что люблю его, но я так думала. Ты не знаешь, что когда-то он решил, что наша последняя встреча будет действительно последней.

      Клео

      Чувство безысходности от разговора с Яной не могло раствориться даже в ярком послеобеденном солнце. Я решила прогуляться по парку. Пустынные дорожки разрезали газоны на равные куски, скрывались в дымке, которая уже опустилась на город. Было тяжело дышать, майка липла к спине, а на зубах скрипела пыль. Прогулка не принесла обычного успокоения, а впереди ещё был суетливый рынок с его многорукой и многоголосой толкотней – мама попросила на обратном пути купить продуктов. Я спустилась в прохладу овощного павильона и быстро прошла к крайнему ряду – улыбчивый старичок был не болтлив, терпеливо ждал, пока я выбираю овощи, и выгодно отличался от навязчивых продавцов.

      Отдавив руки тяжелыми пакетами, я добралась до остановки и втиснулась в троллейбус, уже распухший от вечерней толпы. Чужие локти упирались спину, ещё плотнее прижимая одежду к коже. Воздух вяло тёк от открытых окон, отчаявшись побороть глухое облако запахов пота, духов и съеденной пищи. Пахло жареными пирожками. На своей остановке, протиснувшись между дяденькой с газетой и грустной женщиной, всю дорогу ругавшей абсолютно всё – от городских властей до несчастных попутчиков, я выскользнула в жаркие сумерки, показавшиеся прохладой.

      Судя по утреннему настроению, с мамой сейчас лучше было не сталкиваться. Не думаю, что встреча с юристом добавила ей любви к окружающим. Я услышала резкие ответы по телефону на кухне, поставила пакеты в коридоре, не дав картошке раскатиться, и скрылась в комнате.

      – Опять всё, как попало! – Скрыться мне не удалось. Пришлось тащиться на кухню и выслушивать очередную лекцию о том, как я просираю свою жизнь. Подобные тирады отличались друг от друга только последовательностью фраз:

      – Посмотри на меня…

      – А ты вот могла бы…

      – Тратишь время на ерунду…

      – А вот дочка тёти Вали…

      – Нет бы мужа себе искать…

      – Возишься со своими придурками… – и давно меня уже не задевали.

      Мать попадала в колею замкнутого