Собор Парижской Богоматери. Виктор Мари Гюго

посла, затрещали наперебой:

      – А немного подальше, близ ворот Живописцев, были еще какие-то нарядно одетые особы.

      – А помнишь, как охотник около фонтана Непорочных под оглушительный шум охотничьих рогов и лай собак гнался за козочкой?

      – А у парижской бойни были устроены подмостки, которые изображали Дьепскую крепость!

      – И помнишь, Жискета, едва папский посол проехал, как эту крепость взяли приступом и всем англичанам перерезали глотки.

      – У ворот Шатле тоже были прекрасные актеры!

      – И на мосту Менял, который к тому же был весь обтянут коврами!

      – А как только посол проехал, то с моста выпустили в воздух более двухсот дюжин всевозможных птиц. Как это было красиво, Лиенарда!

      – Сегодня будет еще лучше! – перебил их наконец нетерпеливо внимавший им собеседник.

      – Вы ручаетесь, что это будет прекрасная мистерия? – спросила Жискета.

      – Несомненно, – ответил он, потом добавил несколько напыщенно: – Я автор этой мистерии, сударыни!

      – В самом деле? – воскликнули изумленные девушки.

      – В самом деле, – слегка приосаниваясь, ответил поэт, – то есть нас двое: Жеан Маршан, который напилил досок и сколотил театральные подмостки, и я, который написал пьесу. Мое имя – Пьер Гренгуар.

      Едва ли сам автор «Сида» с большей гордостью произнес бы: «Пьер Корнель».

      Читатели могли заметить, что с той минуты, как Юпитер скрылся за ковром, и до того мгновения, как автор нового моралите столь неожиданно разоблачил себя, к наивному восхищению Жискеты и Лиенарды, прошло немало времени. Примечательный факт: вся эта возбужденная толпа теперь благодушно ожидала начала представления, положившись на слова комедианта. Вот новое доказательство той вечной истины, которая и доныне всякий день подтверждается в наших театрах: лучший способ заставить публику терпеливо ожидать начала представления – это уверить ее, что спектакль начнется незамедлительно.

      Однако школяр Жеан не дремал.

      – Эй! – закричал он среди всеобщего спокойного ожидания, сменившего прежнюю сумятицу. – Юпитер! Госпожа Богородица! Чертовы фигляры! Вы что же, издеваетесь над нами, что ли? Пьесу! Пьесу! Начинайте, не то мы начнем сами!

      Этой угрозы было достаточно.

      Из глубины деревянного сооружения послышались звуки высоких и низких музыкальных инструментов; ковер откинулся. Из-за ковра появились четыре нарумяненные, пестро одетые фигуры. Вскарабкавшись по крутой театральной лестнице на верхнюю площадку, они выстроились перед зрителями в ряд и отвесили по низкому поклону; оркестр умолк. Мистерия началась.

      Вознагражденные щедрыми рукоплесканиями за свои поклоны, четыре персонажа пьесы среди воцарившегося благоговейного молчания начали декламировать пролог, от которого мы охотно избавляем читателя. К тому же, как нередко бывает и в наши дни, публику больше развлекали костюмы действующих лиц, чем исполняемые ими роли; и это было справедливо. Все четверо были одеты в наполовину желтые, наполовину белые костюмы, отличавшиеся один