Врата Рима. Гибель царей. Конн Иггульден

умрет. Когда лопается аппендикс, это всегда заканчивается смертью. Наши лекари не умеют его удалять.

      – Мне случалось это делать. Однажды. Позови домашних рабов, пусть отнесут мальчика в дом. И пусть принесут повязки и горячей воды.

      – Ты – целитель? – спросил Марк, с надеждой вглядываясь в глаза старика.

      – Я много странствовал по свету и кое-чему научился. Это еще не конец.

      Их глаза встретились, и Марк отвернулся, кивая сам себе. Незнакомец почему-то вызывал доверие.

      Рений перекатился на спину, грудь его едва поднималась. Теперь он выглядел тем, кем и был, – старым деревянным истуканом, высохшим и сделавшимся ломким под римским солнцем.

      Поймав взгляд Марка, он попытался встать, дрожа от слабости.

      Поднявшаяся было ярость закипеть не успела – чья-то рука легла Марку на плечо.

      Рядом, с потемневшим от гнева лицом, стоял Тубрук.

      – Успокойся, парень! Больше никаких поединков. Я послал за Луцием и за лекарем матери Гая.

      – Ты видел? – спросил, запинаясь, Марк.

      Тубрук сжал его плечо.

      – Только самый конец. Я надеялся, что ты его убьешь, – мрачно сказал он и, бросив взгляд на истекающего кровью Рения, повернулся к незнакомцу.

      – Кто ты, старец? Вор? Это частное владение.

      Старик медленно выпрямился и посмотрел Тубруку в глаза.

      – Просто странник, скиталец.

      – Он умрет? – вмешался Марк.

      – Думаю, не сегодня, – ответил старик. – Теперь, когда я здесь, это было бы невежливо – разве я не гость в доме?

      Марк растерянно моргнул, обыденное звучание этих слов никак не совмещалось с бурлящей круговертью боли и гнева внутри.

      – Я даже не знаю, как тебя зовут, – сказал он.

      – Я – Кабера, – тихо ответил старик. – А теперь успокойся. Я помогу вам.

Глава 7

      Из забытья Гая вырвали сердитые голоса. Голова гудела, по всему телу разливалась слабость. Ниже пояса накатывала волнами боль, отдаваясь пульсирующим эхом в самых чувствительных точках. Во рту пересохло, он не мог ни говорить, ни даже держать открытыми глаза. Тьма ждала, мягкая и красная, и он, еще неготовый сознательно бороться за жизнь, попытался вернуться в нее.

      – Я удалил поврежденный придаток и сшил разорванные сосуды. У парня большая потеря крови, и на выздоровление понадобится время, но он молод и силен.

      Голос незнакомый – какой-то лекарь из поместья? Гай не знал, да и не хотел знать. Если он не умрет, то остальное не важно – пусть оставят в покое и дадут поправиться.

      – Лекарь моей жены говорит, что ты самозванец. – Неуступчивый голос отца.

      – Он в любом случае не взялся бы за такое дело, – следовательно, ты ничего не потерял, верно? Мне случалось удалять придаток. Это не смертельно. Плохо то, что у него начинается лихорадка, но с ней он должен справиться сам.

      – Меня учили, что аппендикс воспаляется и лопается. Его нельзя просто отрезать, как палец.

      В голосе отца Гаю послышалась усталость.

      – И все же я отрезал. И старика перевязал.