Песнь огня. Розария Мунда

на одно лицо, – заметил он. – Кровосмешения… – проворчал он Бетсуне на драконьем языке. – Ты думаешь, что твоя власть плоха.

      Бетсуна закрыла рот ладошкой, чтобы подавить изумленный, звонкий смех. Я держалась со спокойным и невозмутимым видом, чему научилась, когда этот человек был моим инструктором и постоянно оскорблял меня, глядя в глаза.

      – Я напомнила вам кого-то знакомого, милорд? – спросила я на каллийском.

      Горан, не став исправлять меня, когда я назвала его милордом, лишь проворчал в ответ:

      – Та девчонка забыла свое место.

      Бетсуна переводила взгляд с него на меня, удивленная вызовом, прозвучавшим в его тоне. Я наклонила голову, чувствуя, как мою шею начинает заливать краска. А затем глубоко вздохнула и начала речь, которую придумала в комнате Мегары и практиковалась с ней до тех пор, пока мое лицо не запылало от усердия.

      – Никто бы так не сказал, – заявила мне тогда Мегара.

      – Мой отец сказал бы.

      – Твой отец раболепствовал?

      Я подняла на нее глаза:

      – Когда ему это было нужно.

      И теперь я вспомнила об отце. Я не должна показывать свои чувства. И сказала то, что хотел услышать Уэс Горан. Они хотели преданности? Они ее получат.

      – Ваша служанка знает, кто ее господин. Ее семья благодарна давно усопшим богам за то, что господин Иксион сверг Узурпатора и вернул себе свое законное место. Служить в доме драконорожденных – высочайшая честь и величайшая привилегия, на которую смел надеяться такой ничтожный человек, как я.

      Я уперлась взглядом в колени, чувствуя, как бешено колотится сердце. Кожа на моей обнаженной шее дрожала под пристальным взглядом Горана. Сколько я себя помнила, когда Горан все же удосуживался посмотреть на меня, он всегда видел крестьянскую девушку, которая забыла свое место.

      Теперь пусть он увидит ту, которая его помнила.

      Он обратился к Бетсуне на драконьем языке:

      – По крайней мере, она миловидна.

* * *

      Вернувшись в дом Мегары, я опустилась на табуретку и, уткнувшись лицом в колени, разразилась отчаянными рыданиями. Я сдерживала их всю обратную дорогу.

      – Что случилось? – встревожилась Мегара, забыв о гранках еженедельного выпуска, разложенных на захламленном столе. – Тебя узнали?

      Взяв носовой платок, который она сунула мне, я утерла слезы. Мое дыхание было прерывистым, словно я всю дорогу от Дворца бежала сломя голову.

      – Я получила работу. Дворцовый персонал. Окончательные указания дадут после завершения реконструкции.

      – Это ведь хорошо, не так ли? – спросила Мегара, все еще недоумевая. Она опустилась на колени рядом со мной: – Тебя кто-то обидел?

      Она понизила голос. Я покачала головой.

      Никто меня не обижал. Но до этого собеседования я не вспоминала, каково это быть столь уязвимой. Когда о тебе говорят, словно ты пустое место. Не вспоминала о ребенке, которого держали и били, о выжившем свидетеле, которого заставляли смотреть на смерть близких. А теперь, каково быть женщиной, чья привлекательность обсуждалась с откровенным