Семейный подряд. Анастасия Валеева

расплывчатой серенадой ленивого шмеля. Звонок повторился. Яна вздрогнула. Поспешила открыть дверь. Джемма проявила живой интерес и, настороженно рыкнув, проследовала за хозяйкой.

      На пороге стояла дородная дама средних лет в роскошной дубленке и песцовой шапке. Волос видно не было. Лицо женщины, одутловатое, с обвисшими щеками, изборожденное морщинами, изрядно наштукатуренное, выражало боль и растерянность. При виде собаки растерянность на ее онемевшем лице только возросла. Она немного отпрянула и выжидательно посмотрела на Яну.

      – Джемма, фу! – скомандовала Яна. – Не бойтесь, она вас не тронет. – Свои, Джемма.

      – Здравствуйте еще раз, – процедила дама, – это я вам звонила.

      – Проходите, пожалуйста, – посторонилась Яна, пропуская посетительницу в прихожую и жестом приказывая любопытной Джемме освободить дорогу.

      Собака по-прежнему загораживала проход.

      – Я кому сказала! – прикрикнула на нее Яна.

      Джемма подняла на хозяйку виноватый взгляд, в котором все же сквозила тайная укоризна. Я, мол, волнуюсь за тебя, а ты…

      – Спасибо, – со вздохом ответила та и протиснулась между Яной и косяком.

      – Разуваться не надо, – предупредила Яна, – проходите в гостиную.

      Санталова сняла дубленку, повесила ее на вешалку, потом – шапку. Ее короткие светлые волосы были завиты и уложены в прическу. Она, правда, изрядно примялась под шапкой. Джемма, демонстрируя само смирение, наблюдала за вошедшей.

      Санталова неловким суетливым движением одернула черную юбку, поправила такой же черный пиджак и, бросив торопливый взгляд в зеркало, прошла в зал. Села в кресло. Яна устроилась напротив. Джемма растянулась у ее ног. Санталова робко улыбнулась, скосив глаза на собаку и тут же вновь стала подчеркнуто серьезной, если не скорбной.

      – Чай, кофе? Может, что-нибудь покрепче?

      – Нет, спасибо, я за рулем. А вот от чая не откажусь, – пробормотала Санталова.

      Яна прошла на кухню, включила электрочайник и вернулась в гостиную.

      – У вас курить можно? – осведомилась Санталова.

      – Пожалуйста, – Яна пододвинула гостье пепельницу и сама достала из лежавшей на столе пачки «Винстона» сигарету.

      – Мне нелегко говорить об этом, – Санталова нервно затянулась, – но я должна…

      Ее маленькие серо-голубые глазки подернулись влажным туманом. Яна заметила, что губы и руки посетительницы дрожат, но та усиленно стремится сдержаться и не рухнуть в океан рыданий.

      – Извините, – торопливо произнесла Санталова, – так вот… Мой сын погиб. Глупо и бессмысленно. Я никогда не одобряла его брака с этой… – она скривилась.

      И тут Яна поняла, что перед ней вовсе не истеричка и не сверхчувствительная особа. Санталова, подумала Яна, властная и жесткая женщина, и только смерть сына смогла исторгнуть из ее глаз потоки слез. И словно в унисон Яниным мыслям глаза Санталовой просветлели, высохли, став похожими