Волчина позорный. Станислав Борисович Малозёмов

себя руками, но не наткнулся, ни на подушку, ни на одеяло. Вставать он не хотел настолько, что был бы йогом, которые умели в нужный момент сердце остановить и «дать дуба», то помер бы к чертям собачьим, лишь бы не видеть Лысенко, Тихонова, всё управление «угро» и разных злодеев. Бандитов, убийц, разбойников.

      Он хотел жить в лесной избушке за родной Владимировкой. Сам бы собрал её из брёвен, выкопал бы и поставил колодец «журавлик» и возможность мог иметь босиком в прохладе росы неограниченно гулять по лесу, собирать подберёзовики, подосиновики и чувствовать ласковые запахи лесных цветов, берёз, сосен и осин с вишарником, петляющим между их стволами.

      Он желал каждый день сидеть в узком промежутке между камышом на белом песчаном бережку озера Коровье в этом же лесочке, ловить маленьких окуньков на удочку с поплавком из гусиного пера и отпускать их обратно. Мечтал Шура побегать наперегонки с зайцем, который хоть и не был мастером спорта как Александр, но скакал шустрее. И каждый весенний, летний и осенний день стал бы Шура Малович приносить жене Зинаиде полевые цветы с многочисленных лужаек. Неохватные руками букеты. Существовать в счастье представлялось ему именно так.

      Но, поскольку Шура до одури любил жену Зину и сына Виталика, двоих братьев, трёх сестёр и батю Паньку, Павла Ивановича, с мамой Ефросиньей, то искренне обрадовался тому, что он не йог и по собственному желанию сгинуть с этого света на тот не может. А полковники сегодня есть, а завтра он, возможно, сам шесть больших звезд воткнёт в погоны. Не сомневался Александр Павлович. Заслуг у него было уже вообще на генеральское звание. Только молодость его на пути в генералы была пока непролазной колючей проволокой. Но один безоговорочный факт огромного уважения всех милиционеров области к его потрясающим способностям находить, обезвреживать и отдавать под суд преступников подсознательно заставлял коллег считать его волшебником этого тяжелого труда. А такой «чин» повыше генеральского будет.

      Малович, поправляя на бегу трусы с ослабшей резинкой и задранную выше пупа майку, доскакал до телефона.

      – Здравия желаю, товарищ полковник,– гаркнул он в красную трубку.

      – Не выспался. А почему? День космонавтики с Володей отмечали? Я – то пока подполковник ещё. Память кончилась? – едко сказал Лысенко. – Прыгай на мотоцикл и через десять минут чтоб стоял вот тут, – слышно было как полковник топнул тяжелым ботинком рядом с собой.

      – Уже выехал, – Малович надел парусиновые штаны, полосатые носки и тёмно-синюю вельветовую курточку да туфли, в каких только на танцы ходить. Или в театр.

      Прилетел на второй этаж, еле успел с мотоцикла спрыгнуть.

      – Звонили мне, – козырнул Лысенко взаимно. – На Пушкинской, во дворах домов семь и девять, дерутся соседи. Один с вилами, другой с топором. Тихонов уже там. Если ты успеешь то, может, обойдёмся без трупов. С какого хрена драка – не знаю. Соседи позвонили. Тоже не в курсе. Вроде, говорят, приличные мужики. Давай, дуй! Жду с докладом.

      – А что, в управлении больше никого? Где наши доблестные