Мученик чести. Лопе де Вега

люди в нем винить меня не властны.

      К неосуществимой цели

      Я иду, презрев усталость,

      Хоть растрачиваю тщетно

      И шаги и упованья.

      Я в несчастьях бодр и весел.

      Ибо, как они ни страшны,

      Для меня всего страшнее

      То, что я несчастен мало.

      Рад я, что печалюсь, ибо

      Мне печали не опасны:

      Ведь, гонясь за невозможным,

      Огорчений не считаешь.

      Любовь, ты бред безумный, но прекрасный,

      И люди в нем винить меня не властны.

      Повелительницы дивной

      Незаслуженно желая,

      Я в желанье этом дивном

      Вижу для себя награду.

      Так пред ней я преклоняюсь.

      Что, достигнув обладанья

      (Будь возможно это чудо),

      Я из-за него страдал бы.

      Только для нее, прелестной,

      Захотел и я той славы,

      Что снискать влюбленный может

      Одиночеством печальным.

      Любовь, ты бред безумный, но прекрасный,

      И люди в нем винить меня не властны.

      Фелисардо тем временем не дремал; осторожно подкравшись, он узнал автора стихов и музыки, красота которых вызывала в нем еще больше ревности, чем то, что их осмелились пропеть перед окном Сильвии. Звук шагов Фелисардо вызвал гнев Алехандро, которому весьма не понравилось такое непрошенное любопытство. Желая узнать, что это за человек, хотя изящество походки достаточно его выдавало, он сделал вокруг незнакомца два круга, или, если вам угодно, два вольта, как говорят итальянцы. Фелисардо, еще не искушенный в вопросах чести, которая для него сводилась лишь к одной надменности, заносчиво обозвал Алехандро невежей, на что тот ответил:

      – Je non son discortese, voj si, che avete per due volte fatto sentir al mondo la bravura degli vostri mostacci.

      Должно быть, ваша милость бранит меня на чем свет стоит, ибо для того, чтобы сказать: «Не я невежа, а вы, потому что вы два раза показали нам ваши свирепые усы», не было необходимости терзать ваш слух скверным тосканским языком. Но ваша милость напрасно так полагает, ибо язык этот приятен, богат и достоин всяческого уважения, а многим испанцам он весьма пригодился, так как, цлохо зная латынь, они переписывают и переводят с итальянского языка все, что им попадает под руку, а потом заявляют: «Переведено с латинского на кастильский». Но смею заверить вашу милость, что я не часто буду прибегать к этому, если только не забуду свое обещание – память-то у меня плоховата. Если же у вашей милости память получше, то вы должны помнить, из-за чего поссорились два наших влюбленных. А надо вам сказать, что Фелисардо не терпел, когда с ним заговаривали о форме его усов или о его уходе за ними; правда, в те времена еще не было наусников из надушенной кожи, которыми пользуются сейчас и которые либо придают усам пышность, либо загибают их кверху. Эти наусники продаются в аптеках и известны под названием: vigotorum duplicatio,[9] – это вроде того, как мы в шутку говорим о толстяке, что у него «двойной подбородок». Но все же Фелисардо уделял своим усам некоторое внимание, и так как они загибались кверху уже от одного закручивания пальцами, то

9

Удвоение усов (лат.).