Благоразумная месть. Лопе де Вега

счастливый влюбленный в такие минуты.

      Все же, чтобы вы не считали его невежей, я могу вам сообщить, что он дал слугам два дублона, стоимостью каждый по четыре дуро, – в те времена такие еще бывали, – с тем чтобы один из них отправился в Севилью и купил все, что ему только захочется. Однако они этого не сделали и, поделив деньги между собой, направились к загородному дому, где служанки накормили их досыта. Лаура видела все это, и ей это доставило большое удовольствие. Слуги Лисардо не скрывались от ее родителей, и когда те, пожелав узнать, что они за люди, спросили у них об этом, они назвали себя музыкантами. Желая развеселить Лауру, отец ее предложил им войти, чему они чрезвычайно обрадовались, и когда принесли лютню, которая всегда находилась в загородном доме или, возможно, была привезена служанками Лауры, – а некоторые из них любили потанцевать на мавританский лад, – Фабио и Антандро запели прекраснейшими голосами:

      Между двух ручьев, рожденных

      Вешним солнцем из снегов

      В день, когда по просьбе дола

      Растопило их оно,

      Злополучный и забытый, —

      Ибо тем, кто ею полн,

      Дарит только огорченья,

      А не радости любовь, —

      Сильвио сидел печально

      И следил за бегом вод,

      Насмехавшихся беспечно

      Над отчаяньем его.

      И под мирное журчанье

      Как хрусталь прозрачных волн.

      Звонко плещущих о берег,

      Жалобно промолвил он:

      «Раз ни ревностью терзаться,

      Ни любить вам не дано.

      Вправе вы, ручьи, смеяться,

      Слыша плач унылый мой.

      В том, кто любит знойный камень.

      Сердце страстью сожжено.

      Вам же зной любви не страшен,

      Ибо холоден ваш ток.

      В этом вы, ручьи, с Филидой

      Схожи, хоть она душой

      Несравненно холоднее

      Скал, покрытых вечным льдом.

      Ведь она, ручьям подобно,

      Родилась на высях гор.

      Лишь огнем насмешек едких

      Взор сверкает у нее.

      Мстя за них, сюда я скрылся,

      Но едва взглянул в поток,

      Как в глазах своих увидел

      Два чужие ока вновь.

      Я желаю мстить – и плачу,

      Слезы же – бессилья плод,

      Если у меня исторгла

      Их не ярость, а любовь.

      Но не жаль мне, что люблю я,

      Ибо до таких высот

      Это чувство дух подъемлет,

      Что не помнит он про боль.

      Жаль мне лишь, что от Филиды

      Страсть свою я скрыть не смог,

      Ибо ей в любви признаться

      Значит стать ее рабом.

      И поэтому сегодня

      Я твержу под ропот вод,

      Оглашающих жемчужным

      Смехом этот тихий дол:

      Раз ни ревностью терзаться,

      Ни любить вам не дано,

      Вправе вы, ручьи, смеяться,

      Слыша плач унылый мой».

      Слушая их песни, Лаура не могла решить, сложены ли эти