Мифы древних белорусов. Егор Конев

эпоху после укоренения христианства на Беларуси. Она возникла на руинах языческих мифов и обрела национальную самобытность.

      Языческие мифы пронизывали всю духовную культуру древних белорусов. Герои этих сказаний имели много схожих черт с мифическими персонажами соседних и родственных народов. Это объяснялось тем, что славянские мифы являлись фрагментом древнейшей индоевропейской культуры. После Великого переселения народов в V веке этот фрагмент, образно говоря, раздробился на множество осколков, каждый из которых развивался самостоятельно.

      Славянским племенам, расселившимся на просторах от Эльбы до Днепра и от Ладоги до Дуная, долгое время была свойственна политическая децентрализация. Подобная же разноголосица царила и в мифологии. К примеру, если у древних эллинов высшим божеством от начала времен почитался Зевс, то у кривичей – Род, у дреговичей – Дый, у радимичей – Белобог.

      К тому же, каждая новая эпоха вносила свои коррективы в языческий пантеон. Если в IX веке самым почитаемым у наших предков являлся бог солнца Ярила, то уже в следующем столетии им стал бог войны Перун. Его утвердил на роль высшего божества князь Владимир Красное Солнышко, подчинивший своей власти земли от Варяжского (Балтийского) до Понтийского (Черного) морей. Грозному богу войны и молнии Перуну поклонялась варяжская дружина Владимира.

      Кроме того, одни и те же боги в древних племенах могли называться по-разному. Обитатели Поозерья богом Солнца почитали Коляду, в Посожье эту роль отводили Велесу, в Понемонье – Яриле, на Подвиньи – Суре, а в Поднепровье – Дажьбогу.

      Спустя несколько столетий эти же божества приобретали иные, порой диаметрально противоположные, характеристики. Например, Перун, почитавшийся на севере Беларуси за бога войны, в Полесье стал богом смерти и замогильного царства. В восточных же землях этот же персонаж обрел новое имя – Кара.

      Причина этих разительных изменений коренилась в том, что каждый вещун, хранитель древних знаний, мог на свой лад толковать поведение мифических героев, придавать им новое звучание, сочинять новые сюжетные линии. Помимо того, мифология непрерывно дополнялась преданиями, сочиненными жрецами многочисленных капищ-храмов.

      Единственную попытку классифицировать этот разнородный сонм богов предпринял в 982 году киевский князь Владимир. По его приказу в Киеве недалеко от княжеского терема воздвигли пантеон языческих богов. В него вошли Перун, Хорс, Дажьбог, Стрибог, Симаргл, Макошь, Лада, Купала, Коляда и Переплут. Однако эта иерархия просуществовала лишь до принятия христианства в 988 году и не оказала существенного влияния на мифологию остальных земель Древней Руси. На белорусских землях он ничуть не потеснил влияния, например, бога огня Жыжаля или покровительницы беременных женщин Парадихи.

      Тем не менее, память о языческом пантеоне Владимира, который гневно обличался в церковных посланиях, сохранилась лучше, нежели мифы, передававшиеся из уст в уста. В последующем эти предания изрядно трансформировались и даже получили новую трактовку.

      Несмотря на региональные различия, сказания и поверья древних белорусов сохраняли основные черты, схожих с мифологией соседних народов. Это облегчило ученым работу по их реконструкции.

      Изучение славянских мифов представляло большую трудность для историков, лингвистов и славистов, так как не сохранилось аутентичных текстов, подлинность которых не вызывала бы сомнений. До VI века нашей эры отсутствовали вообще какие-либо свидетельства о славянской мифологии. С VI по XI века их зафиксировано крайне мало. Они содержались, преимущественно, в христианских поучениях против язычества. Лишь со второй половины ХIХ века ученые занялись воссозданием представлений о мифах славян. Опирались они при этом на фольклорные и этнографические записи, сопоставляли их с текстами болгарских «Золотой книги», «Птичьей книги» и «Книги странствий», русских «Книги Велеса», «Голубиной книги» и копии «Слова о полку Игореве», а также применяли сравнительно-исторический, ареально-типологический и культурно-географический методы лингвистики.

      Таким образом, домыслов и предположений в современной трактовке мифов древних белорусов гораздо больше, нежели подлинной аутентики. Отсутствие первоисточников, утраченных за давностью времен, дало возможность современным литератором для весьма вольной обработки легенд наших предков. Белорусские мифы остаются неоднородной открытой системой, в которой новые представления непрерывно дополняют старые, образуя ряд смысловых напластований. Совокупность их персонажей так и осталась разрозненной.

      Мифы наших предков содержали явные аниматические верования (убеждение в одушевленности всего живого в природе – камня, огня, деревьев и др.), а также воззрения о трансцендентности души (ее способности переходить в другую плоть). Мифологические персонажи обладали сверхъестественными способностями к различным метаморфозам, к превращениям в животных, в деревья и даже в людей.

      В представлении древних белорусов весь мир был наполнен сверхъестественной силой – опасной, но неагрессивной. Ее можно было задобрить либо отпугнуть с помощью особых ритуалов и соблюдения традиций. Эта сила являлась порождением языческих