Штурмовой отряд. Битва за Берлин. Олег Таругин

не мог: не согласованный с руководством опасный эксперимент проводился глубокой ночью, и в пятиэтажном здании «номерного» НИИ не было никого, кроме старенького охранника, сейчас уже наверняка смотрящего десятый сон. А крови он, судя по всему, потерял немало: рубашка справа уже вся потемнела и неприятно липла к коже, сильно кружилась голова, а по всему телу расползалась противная слабость. И еще неимоверно хотелось спать.

      Ох, но как же жаль, что им не удалось переиграть историю и остановить гитлеровское нападение на Советский Союз! Какие ребята зря погибли…

      С этой мыслью старший научный сотрудник Рябченко окончательно потерял сознание, придя в себя только в палате интенсивной терапии Института имени Склифосовского, куда его доставила вызванная пожарными карета «Скорой медицинской помощи»…

* * *

      – Ну теперь понял, Витя? – завершив рассказ, осведомился Локтев. – Думаешь, когда меня в подробности посвящали, я первым делом не спросил, отчего не попытаться добраться до Адольфа до того, как он на нас напал? Еще как спросил. И узнал то, о чем сейчас тебе рассказал. Эти наши молодые дарования в тот момент, когда свою операцию планировали и проводили, просто еще не знали, что по законам пространства-времени повторная попытка отправиться снова в ту же точку невозможна в течение как минимум трех-пяти лет. Причем, вероятнее всего, именно пяти.

      – А с чем это связано? – заинтересованно осведомился Трешников.

      Генерал-майор несколько секунд молчал, затем сделал глоток и аккуратно поставил на столешницу кофейную чашку:

      – Самое смешное, что мы этого до сих пор точно не понимаем. Или скорее так: «не можем сформулировать». Если говорить упрощенно, так сказать, языком аналогий, то каждое проникновение в прошлое вызывает нечто вроде мощного возмущения пространственно-временного «эфира», для «сглаживания» которого и требуется помянутый мной срок. Как круги на воде, одним словом. Вот и вышло, что, с одной стороны, эти умники ухитрились не только создать самую настоящую машину времени и доказать ценой собственных жизней ее работоспособность, а с другой – сделали так, что сейчас нам доступен только сорок пятый год. Или ждать, пока этот самый «эфир» не успокоится – а ждать нам, с учетом того, что сейчас в мире происходит, ох как невыгодно, сам знаешь. Геополитика, мать ее…

      – Значит, первый образец установки был полностью уничтожен? – сменил тему подполковник, потянувшись за своей чашкой.

      – Угу, полностью и вместе со всей лабораторией. Ума не приложу, как установка вообще выдержала такое напряжение – когда в лаборатории ахнуло, полгорода без электричества осталось, да и подстанция приказала долго жить, двое суток ремонтировали. Институт-то на тот момент собственной линии не имел, запитывался от городской. Так что вторую установку практически от нуля создавали, благо вся документация и программное обеспечение уцелело, да и Рябченко выжил. Он сейчас у нашего академика и правая рука, и левая, и вообще первый заместитель