Химера. Тесс Герритсен

вздохнула:

      – Даже набирает обороты. Джек привлек своего адвоката, я – своего. Этот развод как поезд, у которого сдали тормоза.

      – Звучит так, словно ты уже передумала.

      Эмма решительно отставила кружку с пивом.

      – Ничего я не передумала.

      – Тогда почему до сих пор носишь кольцо?

      Она опустила взор и уставилась на свое золотое колечко. Поддавшись внезапному порыву, Эмма попыталась сдернуть его, но кольцо не сдвинулось с места. После семи лет ношения оно просто вросло в палец. Эмма чертыхнулась и дернула еще раз. На этот раз кольцо подалось и, немного ободрав кожу, соскользнуло с пальца. Эмма положила колечко на стол:

      – Вот. Теперь я свободная женщина.

      Киттредж рассмеялся:

      – Вы разводитесь дольше, чем я был женат. Что не можете поделить?

      Неожиданно ощутив усталость, Эмма откинулась на спинку стула.

      – Все. Признаюсь, я тоже была не слишком благоразумна. Несколько недель назад мы сели за стол и попытались составить список всего, что у нас есть. Что из этого я хочу оставить себе и что хочет он. Мы пообещали друг другу, что будем вести себя как цивилизованные люди. Два взрослых, нормальных человека. Но, не дойдя и до половины списка, мы успели объявить друг другу тотальную войну. Бескомпромиссную. – Эмма вздохнула. На самом деле они с Джеком всегда были такие. Одинаково упрямые и одинаково пылкие. Пылкие до бешенства. Мир или война, любовь или ссора, между ними всегда вспыхивала вольтова дуга. – Единственное, в чем мы пришли к обоюдному согласию, – подытожила она, – так это в том, что я оставляю себе кота.

      – Повезло тебе.

      Эмма посмотрела на Боба:

      – Ты не жалеешь?

      – О чем? О том, что развелся? Никогда.

      Хотя ответ прозвучал совершенно определенно, Боб опустил взгляд, словно старался скрыть правду, которую знали оба: он до сих пор мучился, что разошелся с женой. Даже человек, бесстрашно садящийся верхом на тысячетонную бочку взрывчатки, именуемой ракетным топливом, мог страдать от обыкновенного одиночества.

      – Вот в чем проблема. Я наконец понял это, – признался Киттредж. – Штатские нас не понимают, потому что не могут разделить с нами нашу мечту. Связать свою жизнь с астронавтом могут лишь святые и мученики. Или те, кому абсолютно наплевать, живы мы или мертвы. – Он горько рассмеялся. – Бонни не походила на мученицу. И уж точно ни черта не понимала, что такое мечта.

      Эмма посмотрела на кольцо, блестевшее на столе.

      – Зато Джек понимает, – тихо произнесла она. – Это и его мечта тоже. Вот что встало между нами – что лететь мне, а не ему. Что он остается на земле.

      – Тогда Джеку пора повзрослеть и взглянуть правде в глаза. Не все сделаны из одного теста.

      – Знаешь, я очень не хочу, чтобы ты считал его чем-то вроде неудачного блина.

      – Послушай, но ведь он сам ушел в отставку.

      – А что ему оставалось делать? Он знал, что полетов больше не будет. Если ему не позволят летать, оставаться здесь нет