Ветер любви. Сабит Алиев

любите хвастаться! Сколько раз я сидел за ужином с тобой и твоими друзьями и ужасался. Как же быстро вы превращались в самохвалов!

      – Отвечать отцу, да еще такими словами, крайне нерелигиозно, да и вообще наш менталитет не одобряет этого. Ты осмеливаешься отвечать мне?! Это богохульство. В моем доме есть свои законы, которые приняты еще моими предками! – заорал он, ударив ладонью по столу.

      – Я категорически отказываюсь пользоваться законами твоих предков. Я могу уйти?

      – Если ты осмелишься возражать, то больше никогда не войдешь в мой дом!

      Мне показалось, что отец посмотрел на меня свысока. Я с трудом сдержал себя, чтобы не ответить ему, что он сильно преувеличивает собственную важность. И в самом деле – эта ноша стала для меня тяжеловата, но я не рискнул уйти.

      – Я очень надеюсь, что ты верно понимаешь мои слова. Не будь упрямым, как мать, – если ты признаешь свою ошибку, я готов забыть наш спор. Думаю, ты не забыл, что я собираюсь оставить тебе все свое богатство по завещанию. А ведь я могу в любое время передумать. Я вправе отдать деньги кому пожелаю, – заявил он, уже окончательно выходя из себя. – И поверь мне: если ты меня доведешь, то я пожертвую все до последнего маната на благотворительность. Помни, что я – единственный человек, который может сделать тебя богатым.

      Я был твердо убежден, что отец проживет еще много лет, сживая со свету своих родственников и в частности меня. Я почему-то был не уверен, что переживу его, но знал одно: что не хочу жить, подчиняясь крайне невежественному человеку, хоть этим человеком и был мой отец.

      Тем временем он, трясясь от ярости, продолжил:

      – У нас много бедных родственников, да и вообще кругом нищета, разве ты слепой?

      Я молча ушел в библиотеку, куда отец никогда не заходил, и где его грубый беспощадный голос был не слышен.

* * *

      Моя мать была высокой, с острым взглядом и уверенной походкой. Седые густые волосы всегда были уложены в сложную прическу, напоминающую о моде, давно забытой молодыми женщинами. Спину она держала прямо, движения отличались упрямой решительностью, одновременно ее походка была легкой и изящной. Мать не ела сливочного масла, считая, что оно вредит фигуре и мыслительному процессу, и думала, что умный человек не страдает лишним весом.

      Дома мама всегда была хорошо одета. Она любила платья из тонкого шелка нежных тонов. Особенно ей нравилось темно-фиолетовое маркизетовое платье с небольшой пелериной. В минуты хорошего настроения она садилась за пианино, наигрывала мелодичную песенку и тихонько пела. А я, забившись куда-нибудь в уголок, сидел, слушал и любовался своей мамой, лучше которой не было на всем белом свете.

      Как многим хорошим в себе я обязан ей! Она была младшим ребенком в большой, образованной семье. Ее старшая сестра Флора хорошо играла на пианино и прекрасно пела. Когда ей исполнилось семнадцать лет, отец повез Флору в Москву на прослушивание в консерваторию. Педагоги сказали, что у девушки редкого тембра голос, и ей непременно