Атлантия. Элли Конди

чаше соленая морская вода, а в коричневой – земля. Я закрываю глаза и усилием воли заставляю себя говорить «правильным» голосом, то есть фальшивым – ровным и невыразительным. Мама всегда настаивала на том, чтобы я говорила именно так. Это позволяло скрыть мой настоящий голос, который был одновременно и даром, и проклятием.

      – Я выбираю жребий Внизу, – говорю я.

      Верховный Жрец брызгает мне в лицо соленой водой, благословляет, и на этом все.

      Я оборачиваюсь и вижу, как Бэй подходит к алтарю. Она всего на несколько минут младше меня, поэтому я и пошла первой. Я смотрю на сестру, и у меня возникает странное чувство: будто это я наблюдаю за собой со стороны в момент выбора. Переработанный воздух циркулирует в храме у нас над головами, словно Атлантия и вправду дышит.

      Голос у Бэй тихий, но я хорошо ее слышу.

      – Я выбираю жертвенную жизнь Наверху, – говорит она.

      Не может быть! Моя сестренка просто-напросто перепутала, сказала не те слова. Она нервничает, вот и совершила ошибку.

      Я делаю шаг вперед, чтобы помочь ей. Должен же быть какой-то способ…

      – Подождите, – говорю я. – Бэй, как же так?

      Я смотрю на Верховного Жреца Невио в безумной надежде, что он может остановить это. Но тот изумленно воззрился на Бэй. Это длится всего секунду, но она тянется очень долго. Затем стражи порядка окружают мою сестру, как окружают каждого, кто выбирает жизнь Наверху.

      – Подождите.

      Но никто не слышит меня или же попросту не обращает на меня внимания. Именно для этого я и говорю всегда таким голосом.

      – Бэй, – повторяю я, на этот раз добавив нотку своего настоящего голоса, и она, как будто против собственной воли, оборачивается.

      Грусть в глазах сестры поражает меня, но решимость в ее взгляде потрясает еще больше.

      Она сделала это сознательно.

      Я понимаю это за считаные секунды, а тем временем сестру мою уводят навсегда.

      Я быстро и бесшумно пробираюсь через толпу, стараясь держать себя в руках, потому что любые сцены мгновенно пресекаются. Все жрецы знают меня, и они знают, что мы с Бэй неразлучны. Некоторые из них уже двигаются в мою сторону, чтобы встать у меня на пути, у всех на лицах выражение сочувствия.

      Почему Бэй решила так поступить?

      Джастус, один из самых добрых жрецов, подходит ближе и протягивает ко мне руку.

      – Нет! – говорю я своим настоящим голосом.

      Боль и злость вырываются наружу, и Джастус опускает руку. Я поднимаю глаза и вижу его лицо: он потрясен до глубины души, звук моего голоса подействовал на него как оплеуха.

      Я сейчас сделала то, чего обещала маме не делать никогда: заговорила на людях своим настоящим голосом. И теперь уже ничего не изменишь. Так тяжело видеть выражение ужаса на лице Джастуса. Он знал меня с самого рождения, но ни о чем даже не подозревал. У меня не хватает смелости оглянуться на толпу,