Царь Иван Грозный. Избранные сочинения. Алексей Толстой

еще более испугался:

      – Князь, боярин! Что с тобой? Опомнись! Это я, Давыдыч, мельник!.. Опомнись, князь!

      – Не встану, пока не излечишь!

      – Князь! князь! – сказал дрожащим голосом мельник, – пора за дело. Время уходит, вставай! Теперь темно, не видал я тебя, не знаю, где ты! Скорей, скорей за дело!

      Князь встал.

      – Начинай, – сказал он, – я готов.

      Оба замолчали. Всё было тихо. Только колесо, освещенное месяцем, продолжало шуметь и вертеться. Где-то в дальнем болоте кричал дергач. Сова завывала порой в гущине леса.

      Старик и князь подошли к мельнице.

      – Смотри, князь, под колесо, а я стану нашептывать.

      Старик прилег к земле и, еще задыхаясь от страха, стал шептать какие-то слова. Князь смотрел под колесо. Прошло несколько минут.

      – Что видишь, князь?

      – Вижу, будто жемчуг сыплется, будто червонцы играют.

      – Будешь ты богат, князь, будешь всех на Руси богаче!

      Вяземский вздохнул.

      – Смотри еще князь, что видишь?

      – Вижу, будто сабли трутся одна о другую, а промеж них как золотые гривны!

      – Будет тебе удача в ратном деле, боярин, будет счастье на службе царской! Только смотри, смотри еще! говори, что видишь?

      – Теперь сделалось темно, вода помутилась. А вот стала краснеть вода, вот почервонела, словно кровь. Что это значит?

      Мельник молчал.

      – Что это значит, старик?

      – Довольно, князь. Долго смотреть не годится, пойдем!

      – Вот потянулись багровые нитки, словно жилы кровавые; вот будто клещи растворяются и замыкаются, вот…

      – Пойдем, князь, пойдем, будет с тебя!

      – Постой! – сказал Вяземский, отталкивая мельника, – вот словно пила зубчатая ходит взад и вперед, а из-под нее словно кровь брызжет!

      Мельник хотел оттащить князя.

      – Постой, старик, мне дурно, мне больно в составах… Ох, больно!

      Князь сам отскочил. Казалось, он понял свое видение.

      Долго оба молчали. Наконец Вяземский сказал:

      – Хочу знать, любит ли она другого!

      – А есть ли у тебя, боярин, какая вещица от нее?

      – Вот что нашел я у калитки!

      Князь показал голубую ленту.

      – Брось под колесо!

      Князь бросил.

      Мельник вынул из-за пазухи глиняную сулею.

      – Хлебни! – сказал он, подавая сулею князю.

      Князь хлебнул. Голова его стала ходить кругом, в очах помутилось.

      – Смотри теперь, что видишь?

      – Ее, ее!

      – Одною?

      – Нет, не одну! Их двое: с ней русый молодец в кармазинном кафтане, только лица его не видно… Постой! Вот они сплываются… всё ближе, ближе… Анафема! они целуются! Анафема! будь ты проклят, колдун, будь проклят, проклят!

      Князь бросил мельнику горсть денег, оторвал от дерева узду коня своего, вскочил в седло, и застучали в лесу конские подковы. Потом топот замер в отдалении, и лишь колесо в ночной тиши продолжало шуметь и вертеться.

      Глава 4

      Дружина Андреевич