Дом шалунов. Лидия Чарская

Сухие, потрескавшиеся губы женщины кололи его. Ее грубый голос неприятно звенел в ушах.

      Нике разом представилась другая женщина: нежная, молодая, с мягкими душистыми руками, с ласковым голосом и нежными поцелуями – ему вспомнилась мама.

      – К маме хочу! – неожиданно закричал он и горько заплакал, затрепетав всем телом.

      – Нет у тебя нынче другой мамы, окромя меня! Слышишь? – сердито крикнула крестьянка и, зажав своей грубой ладонью маленький, громко кричавший ротик Ники, еще крепче прижала его к себе.

      Мальчику пришлось успокоиться поневоле.

      Тогда женщина закрыла его с головой теплым байковым платком, покрывавшим до этого ее тощие плечи, и куда-то понесла его, несмотря на то, что Ника, барахтаясь руками и ногами, всеми силами старался вырваться из ее цепких рук.

      Глава VI

      Отъезд в деревню

      Матрена принесла Нику в какую-то избушку, одиноко стоявшую на самом конце большого огорода. В избе жил кум[8] Матрены, огородник Вавила, со своей семьей. У них-то и останавливалась Матрена во время своих поездок в город, когда привозила из деревни на продажу деревенский холст.

      Вавила, его жена и дети очень удивились при виде красавчика-барчонка, принесенного кумой к ним в избу.

      – В деревню к себе повезу… Заместо сынка, Митюшки моего, – пояснила им Матрена. – Сам Господь, видно, послал мне этого мальчика, не иначе как он. Под старость кормить нас с Кузьмой будет сыночек мой богоданный! – заключила она.

      – А полиции не боишься разве? Небось, это вроде кражи выходит… Чужого ребенка ведь ты украла, Матрена! – нерешительно заметил куме Вавила, умный и рассудительный мужик.

      Но Матрена только рукой махнула:

      – Чего украла? Как украла? Что ты говоришь-то? Бог с тобой! Господь послал. Вот и все!

      И упрямо поджимая губы, она тотчас же стала собираться в дорогу, к себе в деревню.

      Прежде всего она переодела Нику в деревенское платье, купленное ею тут же, у огородника, и принадлежавшее до сих пор его младшему сынишке. Потом строго наказала Нике называть ее «мамкой» и, накормив его досыта молоком с хлебом, попрощалась с семьей огородника и отправилась в путь.

      Ехали они долго. Сначала на конке[9], потом в трамвае, наконец приехали на вокзал и сели в вагон… И опять ехали весь остаток дня и целую ночь вплоть до утра. Ника ничего не понимал, не видел и не слышал. Он крепко спал, измученный слезами и тоской по маме, которую горячо любил всем своим маленьким сердечком.

      После долгого пути, когда поезд подъезжал к станции Псков, Матрена разбудила Нику, сказав «приехали», связала в узелок все вещи, какие взяла с собой из Петербурга, и вышла с мальчиком из вагона. Отсюда в Матренину деревню надо было ехать еще верст двадцать на лошадях.

      На станции Матрену встретил с телегой мужик, с черной бородой и черными же глазами. Он удивленным взором окинул Нику.

      – Вот, Кузьма, сыночка нам Господь посылает! – умильным голосом пояснила мужу Матрена,

8

Кум – крестный отец по отношению к родителям окрещенного ребенка и к крестной матери.

9

Кóнка – городская железная дорога, легкие вагоны которой по рельсам тянули лошади.